|
Книги и работы Н.Шафер. В поисках еврейского счастья
А вот фрагмент другого романа. Я долго сомневался, нужно ли его присовокупить ко всему остальному. И понял, что деваться некуда: нужно. В романе Корнилия Топоркова "Ишим — река степная" запечатлена горькая правда о том, как сталинские палачи, наращивая опыт, устраивали показательные расстрелы под музыку Дунаевского:
"Оркестр играл "На рыбалке у реки", оратор, должно быть, комиссар, выступал, крича, и все, в форме, слышали: "Смерть дезертирам! Смерть паникерам! Смерть! Смерть!""
Высокому, бледному бойцу военные из трибунала дали, видно, расписаться в чем-то, предъявленном ему, "черный ворон", стоявший в отдалении и знакомый Козулину по жизни, откатился подальше, стуча незакрытыми дверцами.
Музыка стихла, тишина все объяла: березовые колки будто склонили ветви, невесть куда бегущая речушка словно остановилась в течении, не гремя на перекатах, и птицы-воронье, — клубящиеся над людским скопищем, замолкли, спрятались, и все замерло. И в этой, звенящей в голове и ушах, тишине раздалась команда капитана: — По изменнику Родины — огонь!
<...> все слилось в единой пальбе, и эхо заплясало, аукаясь, в отдалении: боец сперва вытянулся, будто еще выше стал, затрепетал телом, ровно ветвь, отрубленная от дерева, и упал у куска рогожи, разбросав руки по сторонам. Капитан подбежал к расстрелянному, еще раз зло выстрелил в него, будто тот мог вскочить, убежать... Оркестр заиграл "На рыбалке у реки""12.
Какой безродный аноним мог придумать процедуру, символизирующую новую форму человеческого общежития? И в чем вина музыки Дунаевского? И виновна ли она?
Ростовский поэт Эдуард Барсуков, создавший многоголосую поэму об Исааке Осиповиче Дунаевском, так отвечает на эти вопросы: Он, выпивавший счастье залпом, Тогда бы умер, коль узнал бы, Что песни солнечных лучей Аккомпанировали залпам Карателей и палачей.
Он пережил бы муки ада,
Узнав, что марш в часы парада
В цветах и молниях знамен
Стал украшением фасада
Застенков сталинских времен.
Запутаны пути-дороги,
И что такое слава? Дым...
В трагический контекст эпохи
Он вписан временем своим13.
Да, в музыке Дунаевского трагически совмещались два начала: яростное жизнеутверждение и... ламентация на подрыв оптимизма. Отсюда — грустный подтекст даже его самых веселых мелодий, дисгармонирующих с политическими идеалами страны "победившего социализма". Попробуйте в замедленном темпе пропеть ту же "На рыбалке". Вы в ней неожиданно почувствуете таинственную мягкость, готовую на мелодическом взлете вот-вот перейти в тихий плач. А ведь песня — броская и задорная.
Обвинять музыку Дунаевского в том, что она аккомпанировала залпам — все равно что обвинять балет Чайковского "Лебединое озеро", что он стал украшением фасада ГКЧП.
В общем, "На рыбалке у реки" ("Еврейская комсомольская", "Биробиджанская рыбацкая" и просто "Рыбацкая") вошла как в старый, так и в новый контекст времени. Красноречивый пример: в ноябре 1989 года на одном из митингов в Ленинграде коммунисты потребовали от М.С.Горбачева "больше дела — меньше слов"14. Бессмертная песня!
Остается добавить, что "На рыбалке" привлекла внимание самых серьезных музыкантов. Например, среди сочинений известного пианиста, педагога и композитора Леонида Владимировича Николаева значится переложение "Рыбацкой" для голоса в сопровождении всего лишь... двух инструментов — скрипки и виолончели. Оригинальнейшее звучание мелодии Дунаевского! В этом меня убедила покойная ныне Л.И.Шашкова, которая, раздобыв где-то ноты (кажется, неизданные), разучила песню с тремя лучшими учениками школы имени Дунаевского. Исполнение — очень простое — в то же время чем-то напоминало выделку тончайшей ткани.
Удивительную трансформацию приобретают мелодии Дунаевского в ходе развертывания сюжетного действия "Искателей счастья". Энергичная песня колхозников "Шумят пшеницей золотою..." вдруг начинает звучать, можно сказать, как древний траурный вокализ — после того как Пиня, защищая свое золото, тяжело ранил лопатой Леву, потерявшего при ударе сознание. Заплакали скрипки. Как будто у людей угас вкус к радости творческого труда... И когда невинного русского парня Корнея заподозрили в убийстве Левы и связали его — скрипки продолжали плакать по-еврейски. Еще один изумительный музыкально-драматургический момент! Еврейская скрипка уравнивает двух парней разных национальностей, попавших в беду: один — условно убитый, другой — заподозренный в убийстве. Вторгается тема из увертюры, усиливая драматизм положения и сложность фактурного решения сцены Розы и Корнея: девушка верит в невиновность своего жениха, но просит, чтоб он доказал это другим.
|