Можно, конечно, горько усмехнуться, но в 30-е годы прошлого века евреи называли СССР не только своей отчизной, но и "отчизной всех отчизн". И кинофильм "Искатели счастья", вышедший в 1936 году, обрел статус поэтической похвальбы советскому строю, мудро решившему "еврейский вопрос". А через три года, когда СССР заключил пакт с гитлеровской Германией, фильм исчез со всех экранов. И снова "выплыл" лишь в хрущевскую эпоху... При Брежневе вторично исчез... Наконец, при Горбачеве состоялось его третье пришествие — правда, уже с обновленной фонограммой. Обновление было проделано с величайшим тактом... И все же безумно жаль старую фонограмму: ведь за дирижерским пультом стоял сам Исаак Осипович Дунаевский. Но главное в другом. Теперь время от времени мы можем увидеть "Искателей счастья" на каком-нибудь телевизионном канале...
* * *
В сценарии И.Зельцера и Г.Кобеца запечатлена история многострадальной еврейской семьи, которая, вернувшись из-за рубежа, обрела, наконец, право на свободный, радостный труд в одном из колхозов Еврейской автономной области. Фильм поставил В.Корш-Саблин, а консультировал его Соломон Михайлович Михоэлс. Главные роли исполняли такие блистательные мастера сцены, как Мария Блюменталь-Тамарина (Двойра) и Вениамин Зускин (Пиня). Не будем иронизировать над фильмом с высоты нашего грустного опыта. Его авторы бескорыстно стремились уверить и себя, и других в том, что потом оказалось призрачной мишурой. Они не предполагали, какие суровые испытания выпадут на долю советских евреев. Они просто радовались за них и гордились ими.
Содержание фильма, конечно же, устарело, но режиссерское решение многих сцен, в которых реплики действующих лиц целиком и полностью зависят от музыкального построения, и сегодня вызывает восхищение. Музыка Дунаевского не просто органична драматургии — она инициатор пропагандистского наступления на души слушателей и зрителей. Ибо от расхожих реплик можно отмахнуться. А от мелодий, проникнутых искренним чувством и теплотой, никуда не денешься. Владимир Владимирович Корш-Саблин, который был крестным отцом Дунаевского в кино (именно с "Первого взвода" началась кинокарьера композитора), хорошо знал свойство таланта своего подопечного и не боялся того, что рано или поздно придется поступиться своим первенством. Правда, впоследствии, в период работы над фильмом "Моя любовь", композитор неоднократно выражал недовольство режиссером. В значительной степени это было вызвано чисто личными взаимоотношениями: очарованный Лидией Смирновой, Исаак Осипович не мог простить Владимиру Владимировичу его дружеских "предупреждений" о негативных последствиях "слепой" любви. Но "Искатели счастья" потому стали лучшей работой Корш-Саблина в кино, что здесь более чем в других постановках, он подчинил компоненты фильма премудрости музыки.
Сочиняя музыку для "Искателей счастья", Дунаевский вспоминал Лох-вицу и оживлял в памяти любимые еврейские мелодии, которые он слышал в родительском доме. С другой стороны, он стремился учесть и образцы нового, неустоявшегося еврейского фольклора, возникшего после революции. Можно смело сказать, что благодаря многокрасочной музыке Дунаевского некоторые искусственные ситуации фильма обрели достоверность и глубину. Конечно, с точки зрения музыкальной драматургии, "Искатели счастья" значительно уступают "Веселым ребятам" или, скажем, "Волге-Волге". Но именно музыка задает четкий темпо-ритм всей картине, идеально сливаясь с сюжетом и характерами персонажей.
Увертюра к "Искателям счастья" претендует на оперную масштабность — недаром в ней "пробиваются" восточные интонации из "Золотого петушка" Римского-Корсакова. Скорбная тема скитания (ее начинают излагать тромбоны) и светлая тема созидательного труда (построенная на интонациях "Рыбацкой") придают увертюре черты конфликтности. Именно контрастность музыкальных образов резко отличает ее от неистово-романтической и одноплановой (в хорошем смысле слова) увертюры к кинофильму "Дети капитана Гранта", созданной в это же время.
Национальный колорит увертюры к "Искателям счастья" оттеняет протяжная песня "Мир велик" ("Ди велт ист гройс"), которую начинает петь одинокий женский голос, как только смолкает последний оркестровый аккорд. Песня, в сущности, представляет собой вокальный вариант скитальческой темы из увертюры. Певучая мелодия как бы символизирует неизбывную печаль еврейского народа, который никак не может расстаться с заветной мечтой о волшебном преобразовании своей жизни. А на экране — море. Плывет пароход с евреями-переселенцами. Лица людей задумчивы. Атмосфера скрытой тревоги.