Обсуждение прерывалось звонками телезрителей, которые выражали благодарность за показ фильма, и это было еще одно свидетельство, что он не нуждается в снисхождении и в юбилейных украшениях, к которым можно было бы прибегнуть два года спустя — к 60-летию со дня его выхода на экран. Л.Маматова уточнила подробности киносъемок: оказывается, в Биробиджане снимались лишь панорамы и дальние планы природы, а все остальное в Ростове-на-Дону (эпизоды в рыболовецком колхозе), на северном Кавказе, около Нальчика (сельскохозяйственные постройки и прочие реалии), в павильонах на студии Белгоскино (основные бытовые эпизоды)... Вообще сам характер доброжелательной беседы как бы прибавлял вес и другим старым фильмам, показанным на телеэкране под рубрикой "Киноправда?" и полностью соответствовал спокойным словам Г.Кузнецова, сказанным перед демонстрацией "Искателей счастья": "Мы в этой программе пытаемся понять, какое воздействие оказало на нас кино прошлых лет, за что мы питаем добрые чувств ко многим этим старым фильмам, несмотря на то, что в них присутствует большая доля политической неправды".
Поучительность телевизионной передачи состояла и в том, что, помимо обсуждения достоинств и недостатков конкретного фильма, все участники кинобеседы дружно объединились в сопротивлении обывательским представлениям о количестве евреев в Еврейской автономной области. Зачитав письма некоторых кинозрителей, убежденных в том, что в Биробиджане проживает не более одного процента евреев и что еврейские колхозы — это сплошная фантастика, Г.Кузнецов предоставил слово историку Тамаре Кра-совицкой, которая без апломба, но с убедительной яркостью опровергла подобные предвзятые взгляды:
— Я несколько раз бывала в Биробиджане. Насчет одного процента даже проживающих там сейчас, я никак не могу согласиться, потому что хорошо знаю не только мэра, но и многих работников — настоящих евреев. Что же касается колхозов, то вопрос здесь стоит гораздо серьезней — это вопрос о земле. И если посмотреть на эту картину эпически, то главное, чем запрещали евреям заниматься в России, так это — земледелие. Им запрещали селиться, проживать в селах. И вот — как бы мы ни относились к нашей национальной политике — нужно сказать, что в двадцатые годы евреям разрешили пользоваться землей. Вернее, не просто разрешили, а даже способствовали созданию земледельческого движения на Украине и в Белоруссии. Появились земледельческие объединения, которые, собственно говоря, и составили костяк Еврейской автономной области. Туда ехали добровольно. Ехало бедное население, население из местечек, и это было достаточно массовым явлением.
Мальгин в качестве доказательства обнародовал документ 1835 года, где зафиксировано право евреев основать оригинальные земледельческие поселения в Сибири. Для этой цели было выделено более пятнадцати тысяч десятин земли... Но через два года документ потерял силу, поскольку на всю эту затею был наложен запрет. А ведь евреи уже были готовы фундаментально заняться сельским хозяйством...
Со слов Л.Х.Маматовой кинозрители узнали о трагической судьбе исполнителя роли Пини — выдающегося еврейского актера Вениамина Львовича Зускина, расстрелянного в 1952 году... Неблагополучно сложилась судьба и одного из авторов сценария — Григория Яковлевича Кобеца, которого дважды арестовывали, помешав ему снять вторую серию "Искателей счастья"... Но самое главное — Маматова теоретически обосновала тезис о том, что Пиня Копман в исполнении Вениамина Зускина не мог состояться полностью как отрицательный герой:
— Здесь следует учесть одну вещь. Ведь не случайно художественным руководителем фильма был Михоэлс. Он отталкивался от старых традиций еврейского театра, где господствовал мягкий юмор. Вот обратите внимание.. . Если бы этот Пиня попал в любой другой сюжет (а ведь он хотел украсть государственное золото, сделал попытку перейти границу, изувечил колхозника) — вы представляете, что получилось бы? Всего одного из перечисленных преступлений хватило бы, чтобы перед нами предстало мерзейшее существо, со злобным взглядом, горящим исподлобья... Страшно! А здесь — до самого финала вас не покидает какое-то странное сочувствие к этому человеку... Потому что это маленький человек... Зускин всегда играл в театре маленьких людей местечек, бесплодных мечтателей, людей воздуха, обуреваемых стремлением переделать весь уклад своей жизни... Перец Маркиш сказал, что актер играл по Шолом-Алейхему. Он изображал людей, которые ставили свою судьбу на лотерею и все время ожидали чуда: вот сейчас свалится откуда-то счастье, вот случайно найдется полный кошелек... Играя Пиню Копмана, Зускин (он об этом писал) вспоминал детство... У него был сосед, который в 1910 году намеревался уехать в Америку. Этот человек собирал везде марки. Зачем? Он где-то прочитал, что некая американка очень дорого продала марку... И вот этот маленький человек начал надеяться, что продаст свои марки и станет богачом... Вот такой тип. И Зускин играет этот тип. И его окутывает какая-то ирония — и по отношению к прошлому, и к социалистическому настоящему, и даже к будущему, когда маленький человек станет королем всех подтяжек мира, подтяжек, которые будут поддерживать все брюки мира. Он и грустный, и смешной, и простодушный в своем авантюризме. Пиня вызывает наше сочувствие, и в то же время он комичен в своих противоречиях. Но этот комизм особого рода, здесь проявляются традиции старого еврейского театра.
И все же Андрей Мальгин сознался, что смотрел "Искателей счастья" с чувством внутреннего сопротивления:
— Есть великолепные актеры, есть прекрасная музыка Дунаевского, есть хорошие операторские находки... Но нормальный зритель не будет рассуждать о том, что здесь, например, хорошая панорама, а здесь интересная игра актера в окружении плохих актеров. Мне кажется, что этот фильм и многие другие фильмы того времени, даже те, которые вошли в историю кино, не выдержат сегодня вот этого испытания — испытания сегодняшним зрителем.
...Может быть, горы ненависти, накопленные по отношению к коммунистическому режиму, мешают нам сегодня трезво оценить "Искателей счастья" и другие значительные произведения советского кино? Может быть, истинными судьями окажутся те, которые родились в постсоветские времена? Кто знает... Главное, чтобы большевистский фанатизм не трансформировался бы окончательно в демократический экстремизм: это — два полюса одного и того же воинствующего нигилизма.