Далее Брусиловский снова вернулся к танцам из "Ивана Сусанина”, незаметно переключившись на танцы из "Руслана и Людмилы". Он оттенял "идейную нагрузку" этих танцев, которые свидетельствовали об интернационализме великого русского композитора. Восхищался тем, как они попутно выполняют развлекательные функции - нечто вроде отдушины или приятного отдыха после серьёзной сосредоточенности и перед новым напряжением. Несмотря на превышенную длительность (с точки зрения Евгения Григорьевича, Глинка малость "переборщил" в танцевальном дивертисменте, который разворачивается в замке Наины), музыкальная драматургия сохраняет свою целостность. Тут главное, чтобы всё воспринималось естественно - как звенья в общей цепи событий.
- А всё-таки - безобразие, что вы пишете музыку без либретто,- заключил композитор. - К следующему понедельнику вряд ли вы его состряпаете... Ладно! Давайте притаскивайте остальные танцевальные номера, а я пока подумаю, куда можно пристроить Балладу Грушницкого и гусарскую песню.
... И вот в руках у маэстро - все танцевальные номера из "Печорина". Минут десять он хмыкал и крякал, какие-то такты даже опробовал на рояле, а потом повернулся и спросил:
- Полонез у вас, естественно, идёт первым номером?
- Да, как у Глинки в "Иване Сусанине".
- Как у Глинки... А вы не боитесь быть банальным?
И повторно стал мне объяснять, что он понимает под банальностью. Банальность - это не просто десятикратный повтор прежнего, а искусственный повтор. Если найденный кем-то приём логически перекочевал в произведение другого автора и стал выполнять иные функции - это уже целенаправленное творчество на основе прежней находки. А когда приём используется бездумно и механически, то это и есть самая обыкновенная банальность, то есть пошлость.
- А кто-то это назовёт и плагиатом, - добавил композитор.
- Вы хотите сказать, что мой полонез... мой полонез... - я не договорил.
- Нет, вы его не украли, он ваш, но вы бездумно повторили глинкинский приём. У Глинки он обнажает воинственное настроение поляков перед походом на Москву. А на балу у княгини Лиговской... Вы что - захотели обнажить воинственный пыл пятигорских курортников, которые прямо с роскошного бала готовы ринуться в бой с черкесами?
- Нет. Но у Чайковского в ''Евгении Онегине" предпоследняя картина тоже начинается с полонеза. А ведь это обычный петербургский бал, и там нет никаких поляков и черкесов...
- Сравнили! Там бал носит торжественный характер. Он предназначен не для курортников, а для высокопоставленных особ, среди которых фигурирует и испанский посол. Эго одновременно и бал, и официальный приём знатных лиц.
И тут я выпалил:
- Евгений Григорьевич, а что если в "Печорине" полонез прозвучит не как бальный танец, а как прелюдия к балу?
- То есть как?
- Ну просто как формальная дань ритуалу.
- Объясните конкретнее.
- Ну... полонез звучит, но никто не танцует. Просто зал заполняется гостями. Среди них Вера, сопровождаемая хромым старичком, то есть мужем. Появляются офицеры, гусары, среди них Грушницкий... Потом возникает Печорин...
- И никто не танцует?
- Никто. Танцевать будут потом - вальс, менуэт, мазурку, а затем начнётся гусарский дивертисмент.
- Значит, на полонез - ноль внимания и фунт презрения?
- Да.
- Любопытно. Это что-то новенькое... Я уже давно убедился, что вы мастак на такие штучки... Значит, звучит торжественная музыка, гостям на это плевать, они ходят по огромному залу, шушукаются и сплетничают. Так, что ли?
- Так.
- Выходит, что полонез приобретает пародийный характер... Чёрт возьми, ведь здесь проглядывает звено в общей драматургии картины. Я же говорю, что у вас есть сценическое чутьё... Либретто! Где либретто?
- Да вот Щербаков...
- Чтоб я не слышал больше этого имени! Сами пишите! Вы ведь иногда так рассуждаете, будто у вас за плечами богатый опыт либреттиста. Я даже думаю, если не станете профессиональным композитором, то, может быть, станете профессиональным либреттистом. В общем, так. В следующий понедельник никаких нот я от вас не приму. Работайте над словесным текстом первой картины. Чтоб первая картина была готова! Даже ценой того, что ночью будете не спать! Насколько я понял, ваша гнусная "Баллада Грушницкого" должна прозвучать именно в первой картине - вот мне и интересно, как вы её пристроите.
- Но почему гнусная?
- А потому что вы оклеветали несчастного человека. На эту тему нам предстоит особый разговор... А теперь, поскольку мы начали танцевать, то давайте продолжим эти танцы, мазурку сразу же откладываю. Вы, по-моему, сами не поняли, что сотворили. Отдам её на экспертизу Борису Григорьевичу. Если наши мнения совпадут, то мы вам объясним, что у вас получилось: или полнейшая чепуха, или сногсшибательная новация. По крайней мере, таких мазурок я ещё не слышал.