|
Наум Шафер. День Брусиловского "В воздухе пахнет грозой"
В следующий понедельник я принес Евгению Григорьевичу сразу три номера из "Печорина": Менуэт, Песню гусар и Балладу Грушницкого. Просмотрев нотные листы, композитор изрек:
- Боюсь, как бы ваша опера не превратилась в оперетту. Три шлягерных номера!
Он снова стал мне объяснять, в чём заключается премудрость оперной драматургии. Убеждал, что прежде всего надо иметь перед собой полноценный текст всего либретто, иначе все музыкальные номера будут носить вставной характер.
- Как бы ни был хорош каждый номер в отдельности, но если он не станет составной частью музыкальной драматургии, то вся опера развалится. Положите мне на стол либретто! Осознайте сами и дайте возможность осознать мне замысел вашей будущей оперы! Финал вы придумали великолепный. Но ведь должно быть еще и движение к этому финалу! Где оно, это движение? Я его не вижу и не слышу. Положите мне на стол либретто!
- Но Щербаков увиливает... Текст Баллады Грушницкого написал другой студент.
- Попробуйте сами написать либретто - ведь у вас есть драматургическое чутьё. А что? В истории уже бывали случаи, когда композиторы сами писали либретто. Чайковский, например. Он написал довольно приличное либретто по пьесе Шиллера "Орлеанская дева". А Прокофьев - тот вообще для всех своих опер самолично пишет либретто.
- Ну а вы, Евгений Григорьевич?
- Речь не обо мне. А, кстати, любите ли вы музыку Прокофьева?
- Ну-у-у... Я ее очень ценю, но вот Шостакович... Шостакович…Он мне ближе и понятней.
- Всё! Можете не продолжать. Давайте займёмся тем, что вы принесли. Начнём с менуэта. Насколько я понял, вы замыслили большой танцевальный дивертисмент, но мне важно выяснить, как он вписывается в общую драматургию. Или он носит вставной характер, как это бывает в оперетте?
- Почему только в оперетте? - попытался я возразить. - Вот у Глинки в "Иване Сусанине" весь танцевальный второй акт носит вставной характер - он не имеет отношения к развитию действия.
- Значит, вы ни черта не поняли в этом втором акте - просто прельстились красивыми мелодиями. А ведь и полонез, и вальс, и мазурка, и краковяк выполняют важную драматургическую функцию. Вы над этим задумывались?
- Н-нет... Я действительно каждый раз, когда слушаю оперу, просто, как говорится, наслаждаюсь прекрасными мелодиями.
- А почему они прекрасные?
- Потому что Глинка - прекрасный композитор.
- Это само собой разумеется. Но я вас спросил не об этом. Я спросил, почему Глинка наделил врагов России прекрасными мелодиями. Молчите? Тогда послушайте. Эти поэтические танцевальные мелодии выполняют функцию укора. Укора тому, что два славянских народа постоянно враждуют. А они должны быть объединены под знаком этой удивительной мелодической красоты. Вы поняли? Вот какую драматургическую функцию выполняет второй танцевальный акт. А вы - "не имеет отношения к развитию действия"... Глинкинский приём использовали потом и другие композиторы. Бородин, например. Причём он пошёл даже дальше. Ведь половцы - не славяне. Но чудесные половецкие пляски в "Князе Игоре" взывают к тому же, что и танцы в "Иване Сусанине".
- Евгений Григорьевич, - пролепетал я. - То, что вы сказали, меня буквально поразило. Я ни в одной монографии о Глинке такого не читал. Даже в книге Асафьева... Так что же мне делать с моим менуэтом? Я ведь его сочинил просто как танцевальный номер…
- А сколько танцевальных номеров вы замыслили?
- Да не замыслил, а уже написал!
- Ну Шафер! Ну Шафер! Так сколько же их получилось?
- Четыре. Как у Глинки.
- Перечислите по названиям.
- Ну - менуэт перед вами. А дома остались полонез, мазурка и гусарский танец-марш. Правда, в голове вертится и вальс, но он ещё не готов.
- А откуда у вас взялись эти гусары? Вот вы мне и сейчас подсунули "Песню гусар"… Насколько я помню, в "Герое нашего времени" нет ни одного…А-а-а... Понял. Молодец! Приходится иногда потрафлять публике. Ух, эта публика! Я на неё давно зуб имею. Возьми и подай ей что-нибудь красивое, эффектное, а то заскучает. Любит она всякие экстравагантные штучки, и с этим приходится считаться. Ну да. Если, скажем, настой шалфея предохраняет от болезней, то настой экзотики предохраняет от оперной скуки. Верди знал, зачем публике нужны куплеты "Сердце красавицы склонно к измене". Формально это вставной номер в опере "Риголетто". Но только формально, потому что он неотъемлем от музыкальной драматургии. Во-первых, это самохарактеристика Герцога. Во-вторых, это проба на испытание вокальных возможностей певца. Вот так работали гении: и публика довольна, и композитор не отступил от своих принципов. Чайковский не терпел Верди, но сам поступал так же. Вы обратили внимание, как публика на "Евгении Онегине" с нетерпением ждёт пресловутых куплетов Трике? И рукоплещет больше, чем "Письму Татьяны" и арии Ленского? И Чайковский провёл всех за нос: нате, кушайте, а сам при помощи этих куплетов обнажил мизерный эстетический уровень уездного дворянства, которое вопит: "Браво, месье Трике!" Полное слияние вставных куплетов с общей музыкальной драматургией! Но подождите, я не досказал. Тут ведь возникает непредвиденный парадокс. Мелодия куплетов Трике, как ни странно, удивительно мила при всей пошлости содержания. И если вы начнете меня уверять, что она вам не нравится, я не поверю. Вот так работали классики!
|