|
Книги и работы Наум Шафер. История моих псевдонимов
На минуту я остолбенел.
- Знаешь что? - сказал я опомнившись. - Идите вы оба к чёрту! И так же пулей вылетел из его кабинета.
Для чего я воспроизвёл этот эпизод? Как ни странно - в защиту Музалевского... Дело в том, что в период следствия Дариан Дралюк мне как-то сказал:
- От вас, Наум Григорьевич, теперь все отшатнулись, даже друг студенческих лет Музалевский...
Такого же мнения придерживался и Вениамин Махлин. И никто не знал, что дело было не в Сергее, а во мне: я послал его к чёрту, ну а он не стал навязываться.
Но на суде, где прокурор Лев Никитич Иванов обвинял меня в незаконном хранении запрещённых художественных произведений, он сидел рядом с Наташей. Когда она поднималась со скамьи, чтобы отвечать на вопросы судьи, у неё начинали дрожать ноги, и Сергей, боясь, что она упадёт, каждый раз поддерживал её за руку. И незримый, сам того не ведая, поддержал и меня после суда.
А после суда меня перевели из элитной четырёхместной камеры, где сидели вежливые и высокопоставленные арестанты (директор совхоза, имеющий два высших образования, следователь и милиционер), в дикую огромную камеру, где содержались около двадцати уголовников и где сплошной мат яростно пробивался сквозь густой махорочный дым...
Опять-таки скажу: это тема для особого повествования и ни в какие подробности я сейчас вдаваться не буду. Надеюсь, читатель сам поймёт моё состояние. Напомню лишь то, что я уже как-то поведал Ю.Д.Поминову для его "блёсток": мне хотелось спрятаться от уголовников не в родном доме, а в той самой элитной камере, где я вёл длительные беседы с интеллигентными арестантами... Поминов такое состояние обозначил как "аберрацию сознания".
Так вот: вывел меня из этого состояния, встряхнул и придал силы Сергей Музалевский. Каким образом? А очень просто.
Накануне отправления этапа в колонию города Жанатаса, где я отбывал наказание, в тюремную камеру попал свежий номер "Звезды Прииртышья" от 8 декабря 1971 года. На последней странице было опубликовано большое стихотворение Сергея Музалевского "У шумного прилавка" с подзаголовком "Лирический репортаж". Не знаю как насчёт лирики, но по количеству банальностей и пошлых деклараций оно могло бы занять почётное место в Книге рекордов Гиннесса. Дело не в том, что стихотворение было посвящено работникам торговли: почему бы не воспеть их труд, если он того заслуживает? А дело в том, что Сергей прибегнул к таким антипоэтическим средствам, что лирическая ода невольно превратилась в глумливую сатиру. Судите сами: ...гляжу с благоговеньем
На продавцов тетрадей и чернил.
Примите же моё стихотворенье,
Я вам его от сердца посвятил.
Но и других служителей торговли
Обидеть этим вовсе не хочу;
Стихами о торговле, безусловно,
Я всем вам дань признания плачу.
Произнести банальную фразу типа "Поэзия здесь и не ночевала" равносильно тому, чтобы ничего не сказать. Это - полная потеря вкуса и поэтической образности. Мало того, стремление отразить реальную жизнь трансформируется здесь в пародию, ибо пафосная романтизация мелких деталей неизбежно приводит к комическому эффекту. Этот эффект вызвал у меня гомерический хохот при чтении концовки: Я не рисую схему идеала
И продавцу совет желаю дать;
Быть соучастником покупки самой малой,
Быть другом покупателю всегда.
Ты, продавец, полпред Страны Советов,
Ответственность почётна и трудна.
С достоинством носи ты званье это,
Коль за покупками к тебе идёт страна.
Тебе народ доверил свой прилавок,
Вложи в свой труд заботу и любовь,
И ты достоин почестей и славы,
Достоин ты и песен, и стихов.
Уголовники решили, что со мной произошла истерика... Кто-то поднёс мне алюминиевую кружку с водой... А я, давясь от смеха, с трудом выговаривал: "Ничего, ребята... Я получил такое замечательное лекарство, что мне теперь не страшен никакой этап... Хотите, я и вас маленько подлечу?" И стал к каждому из них обращаться с вопросом: "Тебе народ доверил свой прилавок? Нет? А тебе? Тоже нет? Ну тогда оставьте меня в покое. Я общаюсь только с теми, кому народ доверил свой прилавок". Тот, кто держал в руке кружку с водой, покрутил пальцем у виска и выразительно посмотрел на своих товарищей: дескать, свихнулся интеллигентный очкарик, ну его к дьяволу... И меня действительно оставили в покое.
А потом, в зэковском вагоне, лежа на верхней полке, я повторял под равномерный стук колёс: "Ты, продавец, полпред Страны Советов... Тебе народ доверил свой прилавок...". И чувствовал, что во мне зреет новая мелодия... И я уже не декламировал, а тихонько подпевал в такт колёсам... И мысленно разговаривал с Сергеем: "Спасибо, дорогой! Ты укрепил мой дух - я не сдамся!"
|