- Как знать... как знать... - загадочно ответил Маратовский дружок и, попрощавшись, ушёл.
И здесь я должен сразу оговориться, что всё, что произошло потом, к Марату Григорьевичу Динерштейну уже не имеет никакого отношения. Наоборот, узнав о происшедшем, он проник в один из цехов тракторного завода, нашёл своего дружка, обхватил его щуплую фигуру своими крепкими руками профессионального физкультурника, приподнял над головой, плюхнул вниз и произнёс:
- Ты! Кусок говна! Как ты смеешь называть меня своим учителем по части юмора? Разве таким шуткам я тебя учил? Если ты немедленно не извинишься на коленях перед Шафером, то на всю дальнейшую жизнь останешься придавленным инвалидом! - И Марат (который сам мне об этом рассказал) сжал с двух сторон его щёки, отчего у бедняги аж хрустнула челюсть.
Так что же произошло? Наш шутник отправил номер "Звезды Прииртышья" с рецензией на "Вольный ветер" в Москву, в издательство "Советский композитор" - причем без сопроводительного письма, а просто так: пусть, дескать, побегают, порыщут, ничего страшного, ведь в конце концов докопаются до истины, и всё закончится благополучно. Тут интересен сам процесс беготни и паники в издательстве... Почему же не получить от этого удовольствие?
Теперь прошу читателя осознать то "удовольствие", которое я испытал, получив на официальном бланке "Советского композитора" письмо, строго выдержанное в интонации спокойного делового стиля:
"Москва, Садово-Триумфальная ул., 14 12
2 февраля 1976 г.
Уважаемый Наум Григорьевич!
Ознакомился с рукописью Вашей книги "Дунаевский знакомый и незнакомый" (первоначальное название книги "Дунаевский сегодня". -Н. III.). Она произвела благоприятное впечатление: очерковая точность сочетается в ней с оригинальной тематикой. Однако в силу непредвиденных обстоятельств возникла необходимость тщательной проверки источников формирования текста Вашей будущей книги. Лишь после этого Ваша заявка будет отправлена на редсовет.
С уважением
Главный редактор И. Ильин".
Это был самый тяжелый период в моей творческой жизни. Не хотелось что-либо делать. Целыми днями я лежал пластом на диване, ничего не писал, не занимался пластинками, не слушал музыку, пропускал занятия в вечерней школе, перестал посещать сходки в клубе книголюбов "Фолиант"... Приехал из Целинограда мой брат Лазарь, чтобы поддержать меня морально, но невольно, не желая этого, усугубил моё слабодушное состояние: уточнил некоторые детали, связанные с хамским поведением некогда боготворимого мною преподавателя КазГУ, которого я, в сущности, спас от ареста, а он, в силу своей амбициозности и глупого доверия к вышеупомянутой "дамочке", по чьей инициативе началась вся эта кутерьма и волна обысков в Алма-Ате, стал распространять слухи, что обыск на его квартире был произведён чуть ли не по моему доносу. Тот факт, что посадили меня, а не его, он абсолютно игнорировал. И на все сложности, связанные с сокрытием большого количества самиздата (кроме "процесса Бродского"), которое попало ко мне от него, ему тоже было плевать.
Вот тут-то опять в роли спасителя появился Сергей Музалевский. Конечно, он мог бы пойти простым путём: поговорить с редактором "Звезды Прииртышья" и добиться письменного подтверждения, что все материалы за подписью В.Жуковской принадлежат Н.Шаферу. Но тогда редакционная тайна была бы раскрыта, и неизвестно, как бы отреагировал обком партии... Поэтому перед Сергеем стояла ближайшая цель: просто поднять меня с дивана. Иногда он забегал даже не ко мне, а к Наташе. Сквозь полуоткрытую дверь, ведущую в мой кабинет-спальню, до меня доносились его импульсивные реплики:
- Его надо поднять с дивана, как Обломова. В каком направлении действовать? Нужно его чем-то встряхнуть! Но чем? Что придумать?
И придумал.
- Наум, - сказал он однажды, подсев на стуле к моему "обломовскому" дивану. - Наши женщины из "Фолианта" соскучились по тебе. Говорят: без него, мол, обсуждение книжных новинок проходит скучно. А тут надвигается праздник 8-го марта... Если не придёшь, они смертельно обидятся... Надо сделать музыкальный коллаж, из твоих пластинок - с соответствующим женским содержанием. Я буду в роли ведущего. И, кроме того, мы задумали создать мужской ансамбль частушечников, но закамуфлированный под женщин - в платочках и передниках. Текст для частушек я уже написал с помощью Борьки Позднякова, а мелодию заимствовали у Аверкина, из его "Ярославских ребят". Единственная загвоздка - нет у нас балалаечника.