|
Книги и работы Наум Шафер. История моих псевдонимов
(Повесть о Сергее Музалевском)
Нет, не о композиторском псевдониме "Нами Гитин", который придумал для меня Евгений Григорьевич Брусиловский, пойдет сейчас речь. Расскажу о тех псевдонимах, под которыми я печатал свои статьи, заметки, очерки и рецензии в газете "Звезда Прииртышья" на протяжении почти десяти лет - с 1969-го по 1978-й годы. Эта история связана с именем моего хорошего товарища Сергея Алексеевича Музалевского. Мы дружили еще с 50-х годов, когда вместе учились в Казахском государственном университете имени С.М.Кирова: он - на факультете журналистики, я - на филологическом. После окончания университета наши пути разошлись на четырнадцать лет: он уехал в Павлодар, я - в Восточно-Казахстанскую область, затем в Акмолинск... Встретились мы в конце 60-х, когда заведующий кафедрой литературы Павлодарского педагогического института Вениамин Семёнович Махлин "переманил" меня к себе на работу из бывшего Акмолинска, переименованного к тому времени в Целиноград.
Сергей искренно обрадовался моему переезду:
- Теперь опять будем общаться и наконец-то доспорим...
А спорили мы с ним в университете на разные темы - моральные, литературные, политические... Но чаще всего - на творческие. Вот они-то и возобновились после моего переезда. К тому же добавились и театральные дискуссии. Ещё бы! Это был пик так называемой "эпохи Кузенкова", которая, увы, уже неотвратимо близилась к своему печальному концу.
Что же касается творческих дискуссий, то они касались в первую очередь стихов самого Музалевского. Не ручаясь за свою стопроцентную правоту, я постоянно внушал ему мысль, что без хорошего редактора он не издаст полноценной книги. Забегая вперёд, скажу, что такой идеальный редактор нашёлся, когда Сергея уже не было в живых: Виктор Гаврилович Семерьянов сделал всё возможное, чтобы посмертная книга "Я жадно жёг костёр души" стала достойным памятником Музалевскому...
До сих пор удивляюсь, что Сергей прощал мне все "наскоки" на его стихи. Он упорно приглашал меня на различные встречи со своими почитателями - то в библиотеку, то в какой-то рабочий клуб, а иногда даже в цех завода, во время обеденного перерыва. И когда мне предоставлялось слово, я, увиливая, говорил лишь о прекрасных человеческих качествах автора, о его умении распознавать и растить молодые таланты, о его профессионализме в области журналистики (о чем свидетельствуют его очерки на археологические темы), о его увлечении живописью... И - ни слова о стихах. Это только с глазу на глаз я мог на него "наскакивать", а на виду у всех - нет. Повторяю: он всё мне прощал. И лишь однажды серьёзно обиделся. Это было осенью 1970-го года, когда в десятом номере "Простора" появилась моя статья "Стихи поэтов Прииртышья". О ком я там только ни написал - даже о случайных авторах, которые, возможно, опубликовали свои вирши первый и последний раз в жизни! О Сергее Музалевском, самом популярном павлодарском поэте того времени, - ни звука. К поэзии я относился как к совести и идти против совести не мог. А критиковать Сергея не хотел. Не хотел - и всё.
- Лучше бы ты меня выругал или обматерил, - сказал Сергей. - А так... Будто меня на свете не было и нет.
Но и эту обиду он долго не таил. И настойчиво приглашал стать автором "Звезды Прииртышья", где он заведовал отделом культуры. А я тогда корпел над докторской диссертацией "Русская оппозиционная поэзия за сто лет: от Некрасова до Евтушенко". По совету А.Л.Жовтиса, слово "оппозиционная" я заменил на "гражданская" - чтобы не перепугать учёный совет и чтобы не пришлось давать объяснения известным органам.
Отвлекаться не хотелось. Но Сергей всё же меня уговорил.
- Как друга, прошу тебя, - сказал он. - Ведь тут такие обстоятельства... В Павлодар приезжает скрипач Валерий Климов. Понял? Тот самый, который вместе с Ваном Клиберном прославился на Первом Международном конкурсе имени Чайковского. Оба они получили первые премии: Клиберн как пианист, а Климов как скрипач. Мне позвонили из управления культуры: рецензия должна быть солидной и профессиональной. У нас тут есть хорошие музыканты... Но одно дело - играть, другое - писать... Кому же как не тебе, ученику Брусиловского, выполнить это задание? Прошу, как друга...
И я написал. Признаться - с большим удовольствием. В рецензии я сопоставил манеру Климова с манерой его учителя Давида Ойстраха, обстоятельно разобрал интерпретацию Первой скрипичной сонаты Прокофьева и обзорно - произведения других авторов.
Через три-четыре дня Сергей мне позвонил и таинственным голосом назначил свидание на городском пляже:
|