|
Н.Шафер. Дунаевский сегодня. Дунаевский и кино
В общем, как сказал в своем интервью Евгений Жарковский, в "Марше энтузиастов" замечательная музыка И. Дунаевского "подключила к победе" и автора текста А. Д'Актиля, победителей же, как известно, не судят"9.
...Однако разговор о функции "Марша энтузиастов" в фильме "Светлый путь" еще не закончен. Отметим последний эпизод, где прозвучали остальные "сбереженные" слова... На сельскохозяйственной выставке открывается новый павильон. Первое слOBO предоставляется Тане. И вместо речи она начинает декламировать под оркестр: Создан наш мир на славу,
За годы сделаны дела столетий.
...И звезды наши алые
Сверкают небывалые
Над всеми странами, над океанами
Осуществленною мечтой.
Да не воспримет читатель многоточие в цитируемых стихах как пропуск, хотя две строчки здесь действительно пропущены. Но их нет и в фильме: Счастье берем по праву
И жарко любим и поем, как дети.
Их нет, потому что они уже были в "Веселых ребятах":
Мы можем петь и смеяться, как дети,
Среди упорной борьбы и труда.
Но если А.Д'Актиль мог себе позволить "одолжить" пару строчек у В. Лебедева-Кумача, то Григорий Александров никак не мог допустить, чтобы похожие песенные тексты странствовали из одного его фильма в другой... Впрочем, при помощи блистательной музыки эти фразы-близнецы все-таки утвердились в быту.
...Ну а в данном эпизоде кинофильма "Светлый путь" Дунаевский как бы довершает музыкальную характеристику своей граждански сформировавшейся героини. Упомянутая мелодекламация (при всей ее условности) подчиняется правде и естественности выражений чувств и мыслей Тани, с тем чтобы эпизод логически завершался ее пением - пением не в сопровождении хора, а в п е р е к л и ч к е хора: наша стахановка "проверяет", какой отзвук имеют ее эмоции и мысли у тех, кто ее слушает.
Энергично и волеутверждающе переходит она от декламации к пению: Нам нет преград...
- Нет преград... - как эхо, отвечает ей хор, едва заметно сбавляя темп, но не нарушая ритма марша. ...ни в море, ни на суше...-
продолжает Таня.
- Суше... - опять, как эхо, отзывается хор, и Таня радостно подает новую реплику: Нам не страшны...
- Не страшны... - вторит хор. ...ни льды, ни облака!
высоко взлетает мелодия перед кульминацией. И тут происходит нечто непонятное. Кульминации нет, песня резко обрывается, концовка эпизода скомкана, что-то играет оркестр, заглушаемый аплодисментами, и "Марш энтузиастов", так поэтично родившийся и распрямивший крылья, исчезает из фильма как подрубленный, и больше уже не появляется... К сожалению, главных создателей фильма нет в живых, и вряд ли мы узнаем тайну оборвавшегося эпизода. Остается предположить, что Александрову в нем что-то не понравилось, и, вместо того чтобы внести исправление, он его попросту "обрезал". Может быть, режиссер почувствовал, что его фильм, и без того помпезный во второй половине (и этим противоречащий стилю первой половины), начинает приобретать некоторую ходульность... Ведь не зря Дунаевский заканчивает фильм не "Маршем энтузиастов" (а по логике вещей именно этого и следовало ожидать, учитывая финалы "Веселых ребят" и "Цирка"), а лирической песней Золушки: "Не робей, смелей, подруга..."
Повторим известную истину: лучшие песни Дунаевского пришли к нам с экрана. В самом деле, ни одна песня, написанная композитором "просто так", за немногими исключениями, не поднялась до уровня его знаменитых кинопесен. Чем это можно объяснить? Песнетворческий дар композитора заключал в себе особое свойство. Дунаевский творил с повышенным вдохновением не тогда, когда бывал увлечен "общей" идеей, а тогда, когда идея соединялась с конкретным персонажем, раскрывающимся посредством песни. То есть Дунаевский был прежде всего музыкальным драматургом, и лучшие его песни были составной частью музыкальной драматургии. Кроме того, создавая песни для фильмов, композитор вдвойне чувствовал ответственность за качество своей продукции, так как был убежден, что главный распространитель песни - это не радио, не пластинки, а именно кино (телевидению, только-только входившему в наш быт, Дунаевский в этом плане, естественно, не придавал значения). Композитор очень огорчался, когда иные режиссеры, следуя за модой, обязательно вставляли в фильм какую-нибудь песню, но не находили для нее сюжетного и идейно-художественного применения. Таким режиссерам Дунаевский обычно противопоставлял Г. Александрова и И. Пырьева, у которых "роль песни как идейного конденсатора фильма еще более подчеркивается всей атмосферой сюжета, важностью и значительностью темы, характером и устремлениями действующих в фильме образов". Об этом композитор писал в статье "Песня в фильме" (1952)10. Именно в этой статье он рассуждает о специфике кинопесни, о таящемся в ней драматургическом зародыше и тем самым позволяет приблизиться к разгадке секрета наивысших достижений в его собственном творчестве. Кризисные моменты в истории советской песни Дунаевский связывал с кризисом в развитии музыкального фильма. А композитор мечтал не только обновить стиль музыкальной кинокомедии, но и видоизменить природу документального фильма, сделав его тоже музыкальным. Мало того, он хотел ввести песню также в обычную кинохронику и тем самым полностью реконструировать этот жанр, избавив его от штампов.
|