|
Книги и работы Наум Шафер. История моих псевдонимов
- Ну а я-то здесь при чем?
- Здрасте! Ты же виртуозный балалаечник, даже по радио выступал...
- Так это же было ещё в школьные годы... И, кроме того, я лет двадцать не держал в руках балалайку.
- Вот и появился повод снова взять её в руки.
- Да ни за что! Во-первых, я уже вышел из возраста... А во-вторых... Это же курам на смех: доцент с балалайкой - после отбытия срока наказания!
Мне самому стало смешно. Я поднялся с дивана, и... мы начали тузить друг друга.
Процесс, как говорится, пошёл... Я позвонил завучу вечерей школы Эльвине Дмитриевне Поляковой и объявил, что, наконец, выздоровел и завтра вернусь на работу - вот только бюллетеня не могу представить...
- Не надо бюллетеня, - ответствовала Эльвина Дмитриевна, - мы вас тут заменяли... Понадобится - и вы кого-нибудь замените.
Почти месяц я не подходил к пианино. Найдя в кладовке свою старую балалайку, целыми днями тренировался на мелодиях старинных вальсов и, разумеется, на частушечных напевах. И к праздничному концерту, который состоялся 7 марта 1976 года в одном из малых зальчиков Дома культуры железнодорожников, пришёл в полной форме - с балалайкой в руках и лихо на/детой фуражке на голове. Не хватало бантика на лацкане пиджака, но сошло и так... Подробности концерта описывать не буду. Но прошёл он, без преувеличения, на "ура": Сергей громогласно декламировал приветственные стихи, частушечники старательно выпендривались, ну а я выдавал на балалайке немыслимые трели, чем ввёл в шок некоторых женщин, которые никак не ожидали увидеть меня в подобной роли.
- Вы играли на балалайке, как активный строитель коммунизма! - восторженно сказала одна из них, Людмила Краснощёк, и я потом долго раздумывал над смыслом её слов. И до сих пор не могу понять, что она имела в виду.
Единственное, чего боялся Сергей, - это чтобы я снова не впал в депрессию. Успех надо было закрепить. И он буквально не давал мне покоя. Снова стал таскать меня на свои творческие вечера (а в те времена он по-прежнему был нарасхват - его приглашали и библиотеки, и школы, и производственные предприятия, и воинские части), придумывал темы для моих собственных выступлений в литературном объединении имени Павла Васильева, а когда наступило лето, прихватил с собой в археологическую экспедицию, откуда я вернулся уже абсолютно бодрым и радостным, готовым, как говорится, к новым боям.
В житейских похождениях Сергея были моменты, о которых я вначале хотел умолчать, а потом подумал, что без них его портрет будет неполным. Но как об этом рассказать покороче и поделикатней?
Так и быть, умолчу о его кратковременных романах с преподавательницей нашего пединститута, которая потом уехала в Алма-Ату, и с одной из лучших актрис кузенковского театра, которая потом подалась в Караганду, и о других его приключениях. Расскажу лишь об одной истории, в которую он, негодник, втянул меня.
Однажды раздаётся телефонный звонок:
- Наум, ты там в лагере, кроме профессии каменщика, не обзавёлся ещё какой-нибудь другой рабочей профессией?
- Нет, Сергей... А что?
- Грузчиком не работал?
- Иногда приходилось, но удостоверения не выдали.
- Но всё-таки приходилось чего-то перетаскивать?
- Приходилось.
- Вот и отлично. Помоги перетащить мою личную библиотеку на другую квартиру.
- Ты что, с ума сошёл? Покидаешь Зою и двоих дочерей?
- Наум, не спрашивай ни о чём... Так сложилось. Другого выхода нет. Даже Вите Семерьянову я ничего не сказал. А тебя прошу: выручи...
Пришлось выручать... На новой квартире у него родился сын. Не помню, сколько времени прошло после этого... Снова звонок:
- Наум, а что если мы перетащим книги на прежнее место? Минуту я приходил в себя, а потом сказал:
- Хорошо. Но при одном условии. В третий раз ты с такой просьбой обратишься не ко мне, а к Вите Семерьянову. А потом мне расскажешь, как он на это отреагировал.
О подобных приключениях Сергея можно написать отдельную повесть. Но я ограничусь цитатой из очерка Людмилы Гришиной, который был опубликован в роскошно изданном сборнике "Звезда судьбы моей", приуроченном к 90-летию газеты "Звезда Прииртышья":
"Он был по-мужски красив, на него заглядывались женщины, и многим он отвечал взаимностью, не внимая предостережениям друзей. В связи с этим вспомнился бывший тогда в ходу стишок (касающийся, кстати, и некоторых других мужчин в редакции): Жизнь моя дала большую трещину,
Падает из рук моих перо...
Позади - беременная женщина,
Впереди - партийное бюро.
|