Отдавая дань конъюнктуре, Сергей, оказывается, постоянно мыслил и страдал от бессилия разобраться в смысле партийных лозунгов. Но бытовые проблемы подчас решал быстро и прагматично. Устроившись на работу в районной газете "Нива", он снова обрёл некую стабильность и позволил себе вновь заняться моими проблемами. И вот он прибегает ко мне домой, радостный и возбуждённый:
- Я только что от Васьки Шкурко. Он сейчас занимает должность заместителя редактора "Звезды Прииртышья". Вот я ему и растолковал: что, мол, за идиотизм такой? В павлодарских киосках продаются московские журналы со статьями Шафера, а в родном Павлодаре он вынужден скрываться под женскими псевдонимами. С приходом же Шевченко и вовсе не печатается... А тут ещё эта пакость с задержкой книги о Дунаевском в издательстве "Советский композитор". Да отстукай, мол, на редакционном бланке подтверждение, что все материалы за подписью Жуковской принадлежат Шаферу. И тогда его книга сдвинется с места. Это же престижно для всего Павлодара. До каких пор мы будем заложниками собственной трусости? Ты же, мол, отлично помнишь Наума по студенческим годам... В общем, я его уговорил, - заключил Сергей. - Он ждёт тебя, беги!
И вот я бегу, и хорошо бегу, потому что редакция уже переехала на улицу Ленина, а автобусы ходят через пень-колоду. В коридоре меня встречает высокий плечистый Василий Шкурко. Он берёт меня за плечи, подталкивает в открытую дверь своего кабинета, усаживает в кресло около стола, а на столе уже лежит готовая официальная бумага - заполненный и подписанный редакционный бланк:
"Звезда Прииртышья.
Орган Павлодарского обкома Компартии Казахстана и исполкома областного Совета народных депутатов.
637000. г. Павлодар, улица Ленина, 143.
28 мая 1980 г.
Редакция газеты "Звезда Прииртышья" подтверждает, что материалы, публиковавшиеся в 1969-1978 гг. за подписью В.Жуковская, К.Батюшкова, Н.Петрова, Н.Гитин, принадлежат Науму Григорьевичу Шаферу.
Зам. редактора газеты "Звезда Прииртышья" В. Шкурко".
Наконец-то! Правда, были названы далеко не все мои псевдонимы (например, С.Степанов, которым я подписывал некоторые опереточные рецензии), но это уже мелочи. Главное - В.Жуковская!.. Меня обуяло нетерпение. И прямо из редакции я отправился на Главпочтамт и послал заказным порядком в издательство "Советский композитор" драгоценный бланк с сопроводительным письмом пафосно-лирического характера: так, вероятно, писали экзальтированные рыцари средневековых времён женщинам своих грёз.
И лёд тронулся, господа присяжные заседатели!.. Но как он тронулся? Не спеша, спокойно, занудно - как это всегда происходило в старые добрые советские времена. Последовали всяческие рекомендации по переделке многих формулировок. "Подстригался" стиль. К тому же были выброшены три главы... Наконец, я должен был представить новую редакцию рукописи в соответствии со всеми замечаниями и исправлениями. На это ушло целых пять лет!
И вот почтальон приносит мне очередное письмо из издательства "Советский композитор":
"17 апреля 1985 г.
Уважаемый Наум Григорьевич!
В связи с тем, что Ваша работа "Дунаевский знакомый и незнакомый" включена в план выпуска 1988 г., готовую рукопись, согласно заключению книжной редакции, просим представить в издательство к концу 1985 года. Договор с Вами будет заключён по представлении рукописи.
С уважением.
Главный редактор И. Ильин".
Значит, еще три года! Вот так работали "по плану" издательства тех лет... Так стоит ли удивляться, что книги некоторых авторов выходили посмертно?
Но книга с новым названием "Дунаевский сегодня", к счастью, вышла в свет (пусть в изуродованном виде) при жизни автора, да ещё тиражом в 28 тысяч экземпляров... Для музыковедческой книги - это сказочный тираж. В особенности с позиции нынешнего времени... Книга продавалась во всех престижных книжных магазинах бывшего Советского Союза и поступила, можно сказать, во все центральные и областные библиотеки союзных республик...
Но Сергею Музалевскому уже было не до того. Своё дело он сделал и теперь оказался во власти иного настроения и иных забот. Появились первые признаки соматического заболевания (он стал прихрамывать) с последующей беззащитной депрессией. Вот об этом последнем периоде его жизни я не могу и не хочу писать подробно - очень уж тягостно всё
это вспоминать... Ему отрезали ногу... Навещая его, я не мог смотреть, как он, будучи совсем недавно высоким, красивым, сильным, ползает по полу, наводя порядок на нижних полках, где размещался его личный архив - большое количество разных папок.