"Выходной марш" действительно передает атмосферу арены и кулис цирка. Но почему он приравнен к куплетам старых велосипедистов, которые распевают: "Сбежала дочка в одной сорочке... Весь век мы поем, все поем, опять поем"? "Выходной марш" не ироничен, а драматичен. Его драматизм обусловлен психологической заданностью; он характеризует сложность переживаний героини фильма, американской цирковой артистки Марион Диксон, которая готовится к "номеру на пушке" с большим душевным страданием. Ведь это е е выходной марш, е е в ы х о д н а а р е н у! Силой своего таланта композитор Убеждает, что марш может выражать не только "коллективизм чувств", но и психологию индивидуальности. Уже не приходится говорить о том, что в этом произведении явственно прослушивается мотив тревоги - ведь в цирковом искусстве Дунаевский видел не только волшебную жизнерадостность и яркую праздничность, но и волевое напряжение, риск... Произведение, подобное "Выходному маршу", требует многогранной оценки, а она немыслима без четкого эстетического подхода к искусству "легкого" жанра вообще.
С именем Дунаевского связано ощущение яркого солнечного света, молодости и счастья. И это справедливо. Но подобно тому, как легенда о "солнечном" Моцарте долгое время мешала объективной оценке его трагедийного дара, так и привычный тезис о "солнечном" Дунаевском заслоняет драматический пафос многих его произведений. Вот как А. Пэн прокомментировал случай, происшедший во время похорон Дунаевского:
"Одна замечательная особенность его музыки невольно обратила на себя внимание в те скорбные минуты, когда столица провожала в последний путь любимого композитора. Во время гражданской панихиды звучала траурная музыка. Но в огромном наследии композитора не нашлось ни одного произведения, исполнение которого здесь было бы уместным, ибо Дунаевский был певцом радости жизни, певцом юности, звонким запевалой нашей страны"2.
Как мы видим, приводимый факт должен был подтвердить мысль о Дунаевском как о певце радости. Но увы! Он свидетельствовал лишь о том, что тезис о "солнечном" композиторе оказался всесильным: никто не вспомнил, что в списке сочинений Дунаевского есть Р е к в и е м памяти Орджоникидзе для смешанного хора, солиста и симфонического оркестра; мало того, в эти траурные дни прощания было забыто и постоянно звучащее печально-лирическое адажио "Плот" из кинофильма "Дети капитана Гранта". И хочется сейчас напомнить: есть, есть в огромном наследии Дунаевского произведения, исполнение которых было бы уместным в самые скорбные минуты...
Эстетические представления композитора, философские предпосылки его творчества нуждаются в специальном изучении. Те слушатели, которые привыкли рисовать себе Дунаевского как безудержно веселого человека, вероятно, очень удивятся, когда прочитают сборник его избранных писем. "Я не знаю, почему Вам было грустно, когда Вы мне писали, но это хорошо, что Вам было тогда грустно, - размышлял композитор в ответном письме к Л.И. Милявской. - В грусти лучше раскрываются душевные качества человека. Они окрашиваются в более серьезные тона". И в другом письме к ней же, посланном после авторского концерта, который прошел с огромным успехом: "...оставшись один, я плакал, то ли от счастья, от полноты успеха и трогательно-волнующего огромного впечатления, то ли от какой-то неведомой тоски по несвершенному, по невыполненным мечтам своей жизни. Жизнь идет, неумолимо отбирая месяцы и годы, беспощадно бросая тебя от торжества к обидам и недоумениям. Оттого каждое свое торжество я воспринимаю как далекий внутренний голос, зовущий куда-то вдаль, вперед, вперед"3.
Нет, это не взрыв отчаяния по поводу неумолимо уходящей жизни. Это слезы восторга перед ее полнотой и неповторимостью. И вот нас ждет непредвиденное открытие. Оказывается, глубинность Дунаевского проявляется не только в его "серьезных" сочинениях, но и в различных песнях и маршах, и даже в произведениях танцевального характера, брызжущих весельем. Веселость веселости рознь. Есть веселость, порожденная беспрерывными удовольствиями, когда жизнь воспринимается как сплошной праздник. Не будем предъявлять особых претензий к мелодиям, украшающим такой праздник: если они не исполняются в разнузданной манере некоторых ВИА, то достаточно, что они красивы и приятны. Но есть и такие радостные мелодии, которые порождены полнотой восприятия жизни, в них слышится ликующий призыв к душевному полету, и вот слушатель уже окрылен этим полетом, он во власти поэтического восторга и заманчивого стремления вперед, и лишь только на самом дне души притаилась грусть несбывшихся надежд. Не такова ли музыка Дунаевского? И не таков ли его знаменитый "Концертный марш" - будоражащий, приподнимающий и... вызывающий слезы?