|
Наум Шафер. День Брусиловского История создания восьмой оперы
"И тут произошла странная, удивительная метаморфоза. Ко мне стали относиться, как если не к противнику Мукана, то считая меня его соперником, не желали понимать, что появление на свет "Биржана" является целиком результатом моей личной и только личной инициативы. Мукана, люди, тенденциозно настроенные, стали противопоставлять мне, и я из зачинателя всего этого дела неизвестно почему превратился в соперника. Причём никто ведь меня не заставлял, не просил выдвигать Тулебаева и добиваться поручения ему работы над оперой, никто его не знал, никто ему не верил, ни ЦК партии, ни Совет Министров, ни Комитет по делам искусств, ни театр, ни даже Жубанов, - просто я на свой страх и риск решил попытаться выдвинуть молодого, начинающего казахского композитора, считая, что настало время, когда на смену мне должен появиться национальный музыкальный деятель, более талантливый и перспективный, чем ныне существующие. Я сентиментально предполагал, что делаю доброе, политически правильное дело, и казахская общественность со слезами на глазах выразит мне свою признательность за мои бескорыстные деяния, а получились интриги, какая-то торжествующая враждебность и нарочитое противопоставление".
Что же касается дальнейшего поведения Мукана Тулебаева, то с ним приключилась примерно такая же история, как впоследствии с Л.И.Брежневым, за которого группа журналистов сочинила трилогию его воспоминаний. Мукан под воздействием появившегося хора эстрадных прислужников внушил себе, что оперу "Биржан и Сара" он сочинил самолично, без всякой посторонней помощи. И Брусиловский заканчивает свои воспоминания именно таким запоздалым выводом:
"Самое печальное было то, что Тулебаев под влиянием этой обстановки, сам поверил в то, что он не ученик, сделавший первый удачный шаг при помощи и творческом соучастии педагога, а покоритель - deus ex mashina. Пришёл, увидел, победил. Как Юлий Цезарь. И никого рядом. Сам...".
Хочется добавить, что в отличие от по-детски наивного Леонида Ильича, от души поблагодарившего журналистов за проделанную работу, Мукан возненавидел своего учителя именно за то, что чувствовал себя обязанным ему своей незаслуженной славой. Он явно комплексовал, ощущая свою неполноценность, и чтобы возвыситься над учителем, прибегнул к его дискредитации.
Лично меня во всей этой истории больше всего удивляет позиция Бориса Григорьевича Ерзаковича. Будучи не только учеником, но и другом Брусиловского, он во всех деталях знал историю взаимоотношений маэстро со своим подопечным, и не только знал, но и прочитал дневник Брусиловского в рукописи ещё до того, как он был опубликован в "Просторе". Полюбуйтесь, как Борис Григорьевич в сборнике, посвященном 100-летию Брусиловского, шиворот-навыворот истолковал тулебаевскую историю:
"Воспоминания Брусиловского повествуют о той трудной дороге, по которой прошёл Мукан Тулебаев, стремясь к мастерству, о той творческой атмосфере, которая окружала его в годы его композиторского профессионального становления, о многих лицах, оказывавших ему содействие над оперой. И в особенности подчёркивается роль народных певцов, от которых он записывал песни и внимал их советам. Не упускает Брусиловский и многие трудности, с которыми сталкивался тогда ещё не известный молодой композитор. В мемуарах Е.Брусиловского раскрывается процесс формирования талантливой творческой личности композитора, произведения которого приобрели значение образцов не только казахской национальной классики, но и всей многонациональной советской музыки".
Читаешь и недоумеваешь: как мог маститый музыковед превратиться в заурядного газетчика, набившего руку на подтасовке фактов? И может ли полноводная река превратиться в куриную речку? Да, может - и в прямом, и в переносном смысле. В прямом - при потребительском отношении к природе. В переносном - если в общественной жизни господствует закон заманиловки, и творцы духовных ценностей поддаются девизу верховных правителей "Так надо!" Вот, собственно говоря, истоки тезиса Ерзаковича, что произведения Тулебаева стали образцом не только казахской национальной классики, но и ВСЕЙ советской многонациональной культуры в целом. Хоть включи этот тезис в "Записки сумасшедшего" Гоголя...
И всё же изворотливый курбет Ерзаковича - сущий пустяк по сравнению с резвым экзерсисом Еркегали Рахмадиева, выданным в солидном сборнике "Искусство Казахстана", который был выпущен в свет алма-атинским издательством "Өнер" в 1982 году:
|