|
Наум Шафер. День Брусиловского История создания восьмой оперы
Прошу прощения за длинную цитату, но потом будет еще длиннее.
Мне важно, чтобы читатель убедился, с каким искренним чувством и с какой горячей любовью относился великий композитор к своему младшему коллеге. Его глубокая человечность прорывается сквозь все преграды недоброжелателей и завистников, поражая высокой нравственной активностью. Но Брусиловский не был бы Брусиловским, если бы ограничился одноплановостью и не рассмотрел бы в своём ученике будущего обаятельного ловкача, который, подобно Остапу Бендеру, восхитительно пользовался своими приобретёнными навыками, чтобы в угоду себе очаровывать простодушных людей:
"У Тулебаева была бедная родня где-то на Балхаше, и материальной поддержки она оказать ему не могла. Поэтому ему приходилось вести богемный образ жизни, находясь в состоянии постоянной нужды, стреляя, где что подвернётся. В этом отношении он был непревзойдённый снайпер. В этой охоте ему помогало лукавое обаяние, которым он обладал, умение легко устанавливать отношения, столь характерное для пробивного москвича".
Да, Тулебаев действительно обладал бытовой поэтической силой, если сумел заворожить даже такую умницу, как Газиза Жубанова. Но и сам Брусиловский попал под обаяние своего пронырливого ученика и начал подготавливать почву для его вступления в Cоюз композиторов без приобретения должной специализации. Судите сами:
"Молодых композиторов надо было взять на учёт, но по закону состоять в Союзе они не имели права, поскольку не могли считаться профессионалами. Дальше первой гармонии их теоретические познания, как я выяснил, продолжения не имели. Но для того чтобы узаконить их нахождение в Алма-Ате и иногда помогать по возможности, пришлось нарушить нормы, необходимые для поступления в Союз. Принимая же на учёт в Союзе, я попросил их познакомить нас с тем, что было в их "творческом портфеле". Тулебаев показал неоконченную первую часть сонаты для фортепиано, романс для баса на слова Султанмахмута Торайгырова и эскизы увертюры для симфонического оркестра. Ничего казахского в этих произведениях не было, но музыка в целом оставляла приятное впечатление теплотой и лиричностью".
Осознавал ли Брусиловский, что, выравнивая "композицию жизни" Тулебаева, он тем самым наносит урон собственной "композиции"? Пожалуй, нет. Но последующий юмористический эпизод, формально не имеющий отношение к Тулебаеву, фактически остроумно передаёт стиль действий музыкальных авантюристов из союзных республик. Поэтому цитирую его полностью:
"Как-то Латиф Хамиди, тяготевший к едкому юмору, рассказал мне об одном сообразительном татарском молодом композиторе, приехавшем в Москву учиться. Молодой автор страстно хотел в кратчайший срок освоить все премудрости музыкально-теоретической науки и тонкости композиторского мастерства и поэтому попросил, чтобы ему дали возможность заниматься композицией сразу у двух опытных педагогов. Одного педагога ему мало. И вот, якобы, ему пошли навстречу и дали двух педагогов - Литинского и Шехтера. На первом уроке у Литинского молодой композитор показал ему пять тактов будущей пьесы для фортепиано и попросил его совета, как следовало бы дальше продолжить это начало. Добрый Литинский тут же набросал возможное продолжение. Через день талантливый автор пришёл к Шехтеру и показал ему уже шестнадцать тактов, образовавшихся при помощи Литинского, и тоже обратился к Шехтеру: "Я тут, Борис Самойлович, написал эти шестнадцать тактов и вот долго бьюсь, никак не могу найти естественного продолжения. Очень интересно, как бы вы решили развивать этот период? В параллельном миноре или в субдоминантовом соотношении?" Добрый Шехтер тут же берёт карандаш и, объяснив устно, что он рекомендовал бы сделать, поясняет свое предложение письменно. Таким путем у сообразительного автора образуются уже 32 такта. А дальше его творческие поиски заключаются только в том, чтобы последовательно посещать от Литинского - Шехтера и от Шехтера - Литинского. А главное, все довольны. Педагоги - творческим ростом ученика, а ученик - творческой деятельностью педагогов."
Да, такова была система отношений определенной части провинциальных "бендеров" к своему собственному композиторскому творчеству. А ведь некоторые из них добивались почетнейшего звания Народного артиста Советского Союза, а их бескорыстные выдающиеся учителя отсиживались на "заслуженных деятелях" или вовсе оставались без всяких наград.
|