|
Наум Шафер. День Брусиловского История создания восьмой оперы
Не случайно Брусиловский далее рассуждает о некоторых молодых композиторах, которые успешно процветают под крылышками своих доверчивых благодетелей и сразу же увядают как только остаются одни, сами по себе. Тулебаев это отлично понимал и, предохраняя себя от банкротства, стремился не потерять своего покровителя, пока не завоюет собственного авторитета. В воспоминаниях Брусиловского это выглядит так:
"Мукан Тулебаев <...> почти ежедневно приходил в Союз, стремясь получить при поддержке Союза интересную работу. Наконец, он обратился ко мне с жалобой на А.К.Жубанова. Раздражённо Тулебаев рассказал о том, что он пришёл в филармонию к Жубанову и предложил свои услуги в качестве композитора. Жубанов тихим голосом ответил, что такого композитора он не знает, но, если Тулебаев хочет полезно трудиться, пусть играет на даултазе в оркестре казахских народных инструментов, поскольку на домбре он играть не умеет. Этот неприятный инцидент надолго вооружил Тулебаева против Жубанова, но не навсегда. Эту обиду он надолго затаил в своём сердце, пока не изменились обстоятельства".
Уточняю. Когда в начале 1950-х годов против Жубанова поднялась кампания по обвинению в национализме, Мукан Тулебаев, уже официально считавшийся автором "Биржана и Сары", с высоты своего обретённого положения принял активное участие в травле маститого композитора, выступая с погромными речами на различных сборищах и подписывая гадкие коллективные бумажки, предназначенные для печати. И его "солидная" подпись очень была нужна тем, кто пытался завоевать собственный авторитет путём свержения авторитетов истинных мастеров искусств... Но возвращаюсь к воспоминаниям Брусиловского, где маэстро всеми силами пытается быть объективным в оценках положительных качеств своего ученика:
"Бедственное положение явно одарённого Тулебаева, отсутствие какой-либо поддержки с чьей-либо стороны вызывало сочувствие. Молодой казахский композитор, пусть ещё не слишком образованный, приехал из Москвы в свой родной Казахстан и безуспешно бродил по Алма-Ате, никем не признанный и всеми отвергаемый. Я объяснил ему, что заниматься крупной формой ему ещё рано - его не знают, сочинять надо долго, занятие это не рентабельное вообще, а тем более сейчас, да и технического опыта не хватит. Лучше сейчас заниматься просто песней. Гонорарные вопросы в этом жанре выгодно и быстро решаются, партию фортепиано при затруднении я могу помочь решить, при работе над песней ему будет легче усвоить основы национального ладово-интонационного строя казахской народной музыки, ибо то, что он написал в Москве, прежде всего страдает отсутствием национальной формы, безликостью языка. Музыканту моё предложение понравилось, и с этого момента у нас установилась тесная творческая связь. Он стал часто приходить ко мне домой, принося песни, которые мне приходилось редактировать".
Ничего себе - редактировать! Такая непомерная скромность маэстро, совершавшего необъятный труд, здесь, пожалуй, даже возмущает. На самом деле Тулебаев приносил лишь вокальную партию, а Брусиловский придавал ей убедительность не только тем, что редактировал её, но и сочинял аккомпанемент: пристрастно искал различные гармонические ходы, усиливая выразительность опуса в целом и всячески чуждаясь формальности в оказании помощи. Фактически он становился соавтором, но упорно выдвигал на первый план своего подопечного, а сам оставался в тени, давая возможность Тулебаеву прослыть самостоятельным автором.
Но Брусиловский не только досочинял за начинающего композитора. Он дотошно занимался с ним по теоретической части, объясняя ему специфичность казахской музыки. Это выглядит довольно забавно: русский композитор, да ещё еврей по национальности, растолковывает казахскому музыканту своеобразие его родного фольклора:
"Мы ревниво обсуждали каждую интонацию, тот или иной гармонический приём. Что делать с терцией? Можно ли пользоваться доминант-септаккордом и как - в чистом виде или в альтерированном? А всё-таки, плагальность больше свойственна казахской музыке, чем автентика? У русских ведь тоже плагальность в народной песне ближе автентике, и это роднит казахскую и русскую народные песни. Вопросов было много, и все нервные. Не. успев толком освоить технический уровень первой гармонии, Мукан заглядывал далеко вперёд. Так от первой песни - "Сок, барабан" до последней - "Тос мены, тос" он прошёл путь возвращения из Москвы в Казахстан, выяснения стилевых, ладо-гармонических принципов казахской музыки".
|