- Дорогой Евгений Григорьевич! Что же Вы над собой сделали? Ведь главный виновник всего совершившегося - это прежде всего Вы сами, а не завистники и не властные структуры Казахстана. В своём дневнике, который я цитировал выше, Вы написали, что, сочиняя за Тулебаева, Вы считали, что делаете "доброе, политически правильное дело". Но ведь это - ужасная философия. Она позволяет внедрять обман и подтасовку не только в мир искусства, но и в политическую и бытовую жизнь - в зависимости от конъюнктуры. Ведь на практике Вы воспитали целую плеяду казахстанских композиторов. Вот их звёздные имена: Бахытжан Байкадамов, Куддус Кужамьяров, Кенжебек Кумысбеков, Нагим Мендыгалиев, Капан Мусин, Садык Мухамеджанов, Еркегали Рахмадиев - всех не перечесть. Эти композиторы - слава и гордость Казахстана. Но Вы же за них не написали ни строчки. Вы просто учили, направляли, воспитывали, корректировали - и они стали выдающимися самостоятельными творцами. Но почему же Вы решили возвысить над ними всеми именно Тулебаева? И почему Вы решили, что казахская общественность будет Вас за это благодарить "со слезами на глазах"? Ведь банальная истина гласит, что чувство благодарности - довольно редкое явление в людском обществе. И менее благодарен тот, кому помогли, потому что он испытывает чувство неполноценности и пытается любыми средствами возвыситься над своим благодетелем. Отсюда и тирада Тулебаева, что Ваша музыка, Евгений Григорьевич, не стоит и половины музыки Шапорина... Значит ли это, что "нельзя быть добрым", как рассуждает один из героев Шолом-Алейхема? Вовсе нет. Это просто метафора, означающая, что всему должна быть мера, в том числе добру. Излишнее опекательство приводит к паразитизму опекаемого и подчас даже вызывает повышенную требовательность: "Мне мало! Надо ещё!" Вероятно, Вам, как и мне, приходилось слушать сетования чьей-то матери: "Я её холила, оберегала от всяких забот, день и ночь надрывалась, чтобы ей было тепло и уютно, а она... а она отплатила мне чёрной неблагодарностью". Потому и отплатила, что была воспитана паразитом и эгоистом. А если была бы приучена к труду - мыла бы полы, варила бы у плиты, стояла бы в очередях за продуктами, помогала бы на огороде, то и выросла бы чуткой и благодарной дочерью. В реальности же получается всё наоборот, ибо мы привыкли сами на себя накладывать кандалы. В "Рассказах о кандалах" полузабытого писателя Николая Ляшко так и сказано: "Сами строим для себя тюрьмы, куём для себя цепи, заковываем себя в них, шьём для смертников рубахи, расстреливаем, вешаем себя. Всё сами, сами, сами..."
К чему это я? Да к тому, что мне и самому пришлось пребывать в подобной ситуации, как и Вы, Евгений Григорьевич. Только выпутался из неё я с более благополучным исходом. А дело было так. Вздумалось мне одну из моих студенток сделать кандидатом наук. Затея эта была совершенно бессмысленная, потому что при всём своём соколином взоре, охватывающем главные направления в литературе и искусстве, она в силу внутреннего артистизма никак не годилась для роли учёного-сухаря, который копается в архивной пыли, а затем принимается за теоретическую писанину, где мёртвая форма задавливает живое содержание. Зачем же я навязался ей в научные руководители? А дело в том, что у Кати Чубенко был к тому же замечательный педагогический талант, и в Павлодарском педагогическом институте она преподавала литературу не по шпаргалке, а по велению сердца и ума. Но у неё не было учёного звания, и в любой момент её могли заменить остепенённым "образованцем". Вот потому-то я и взялся за это дело. И в этот момент меня арестовали. А мы уже выбрали тему для кандидатской диссертации: "Исторические романы Анатолия Виноградова перед судом времени", где Катя должна была доказать, почему при всех своих достоинствах эти романы всё-таки проигрывают на фоне исторических творений Лиона Фейхтвангера и Юрия Тынянова. Но чтобы попасть в аспирантуру, моя подопечная должна была не только сдать экзамены по кандидатскому минимуму, но и представить свою напечатанную научную работу по избранной диссертационной теме. А такой работы у неё не было - её надо было срочно написать. У Кати же ничего не получалось, потому что она была лишь изысканным "потребителем" всех видов искусств, отличным преподавателем-пропагандистом, но отнюдь не создателем каких-либо творений, если не считать несколько симпатичных стихотворений, одно из которых ("Зимняя элегия") я даже озвучил своей музыкой. В общем, принялся я сам писать за неё статью о романе Виноградова "Три цвета времени", надеясь, что всё остальное напишет она сама, изучив то, что я сделал. Но в это время я уже был под арестом. И представьте себе, Евгений Григорьевич, мне пришлось попросить жену Наташу принести в тюремную камеру роман Виноградова и там, в ожидании показательного суда, я состряпал статью, которая должна была стать источником для первой главы диссертации. И через Наташу же, приходящую ко мне на свидания, передал эту статью "на волю", присовокупив к ней пункты, по которым Катя должна была продолжать работу. И так же, как Вы, Евгений Григорьевичу откровенно полагал, что сделал праведное, чуть ли не "доброе политическое дело" (спас для государства великолепного педагога), и Катя "со слезами благодарности" оценит мой тюремный подвиг. Но умница Катя, когда мы с ней встретились через полтора года на свободе с лёгкой иронией промолвила: "Опубликуйте это, Наум Григорьевич под своим собственным именем". Что я и сделал - правда, почти два десятилетия спустя. В 1990 году статья была опубликована под моим именем в алма-атинском научном сборнике "Вопросы поэтики словесного искусства". Тюремный текст был полностью сохранён, если не считать, что несколько фраз были добавлены в связи с "перестроечной" обстановкой в стране.
Но моя статья, Евгений Григорьевич, ровным счётом пустое место по сравнению с Вашей блистательной оперой. Почему же Вы не боролись за восстановление своего авторства и лишь одному дневнику доверили свою горькую обиду? Ответ прост. Вы сами перекрыли себе все пути. Не стали же бы Вы ходить по различным инстанциям и доказывать, что Вы лишь чисто формально привлекли Тулебаева в качестве соавтора оперы "Амангельды" и Гимна Казахской ССР, а затем полностью сочинили за него оперу "Биржан и Сара"? Мало того, Вы потребовали от администрации оперного театра выплатить мнимому автору гонорар ещё до завершения оперы. Представляете себе, какая была бы ответная реакция? Примерно такая: "Вот это Брусиловский! Он, оказывается, не только выдающийся композитор, но и великий комбинатор!"
Единственное, что Вас оправдывает, Евгений Григорьевич, что Вы это делали совершенно бескорыстно. Вы влюбились в Казахстан и его фольклор и очень хотели, чтобы казахская профессиональная музыка засверкала подлинным дыханием жизни, исходящим от представителя коренной национальности.