|
Наум Шафер. День Брусиловского Грушницкий и Печорин
Деваться было некуда.
- Приходила, Евгений Григорьевич,- смиренно ответил я. - Но если честно, то не от разочарования в жизни, а от желания насолить моим родным и близким: вот вы, мол, меня не оценили при жизни, а теперь будете рвать на себе волосы - какого, дескать, парня мы потеряли, нет нам прощения!
- Молодец! - воскликнул Брусиловский. - Хвалю за искренность и за осуждение своего юношеского кокетства. Не каждый бы так поступил. Но, дорогой Наумчик, позвольте мне сейчас помочь вам разобраться в нечто не устарелом, которое было задумано в подростковом возрасте. Сколько лет вам тогда было?
- Лет четырнадцать-пятнадцать...
- Ну…это уже вполне сознательный возраст. Но из-за отсутствия опыта не принимаешь во внимание подспудные течения, которые подчас являются главными побудителями решения. Конечно, в тот злополучный момент, когда вы подумали о самоубийстве, у вас явно осложнились отношения с родными и близкими. Но, не давая себе отчёта, вы одновременно разочаровались и в роде человеческом. Иначе нашли бы опору в других людях. А людская психология совершенно не изменилась с библейских времён. Жаль, что в Советском Союзе не поощряется чтение Библии - вы бы убедились, что на протяжении пяти тысяч лет ничего не изменилось в человеческой психике: те же бессмысленные и жестокие войны, те же хитросплетения, обман и вероломство, те же преследования свободно мыслящих людей, та же оголтелая зависть к талантливым и умным учёным, философам, писателям, музыкантам, то же господство заурядности и бездарности и... та же надежда на лучшее будущее, которое никогда не наступит.
- Вы…вы не верите, что мы дойдём до всеобщего братства при победе коммунизма? - почти заикаясь, как Брусиловский, спросил я. - Вы не верите в победу коммунизма?
- Верю! - отреагировал композитор. - Но вера моя... как бы вам сказать... имеет условно-поэтический характер. Помните у Боратынского строку "Есть что-то в ней, что красоты прекрасней?" Такова моя вера. Мы обязаны верить и поддерживать веру в других. Я так и делаю - и в своём композиторском творчестве, и в своих выступлениях в печати и на трибуне. У людей должен быть идеал, к которому следует стремиться. Конечно, этот идеал призрачный и недостижимый, но он должен всё время к себе манить. Пусть уж люди будут рабами призрачной и благородной идеи, нежели рабами реального денежного мешка, как в капиталистических странах. Поэтому я проповедовал и буду проповедовать идеи коммунизма, который в принципе не достижим.
- Но почему всё-таки не достижим?
- Так я вам уже ответил на этот вопрос. Дело не в хороших или плохих правителях, дело в неизменяемости человеческой психологии. Кто-то из древних мудрецов, кажется Платон, сказал: чтобы достигнуть общественного совершенства, надо топором выстругать новую модель человека. Теперь вы понимаете, откуда взялся бродячий сюжет о Буратино? С тем человеком, которого сотворил Господь Бог, ничего не поделаешь. Сам Бог оказался бессильным перед своим творением. Он не в состоянии был его перевоспитать. Поэтому наказывал его то всемирным потопом, то моровой язвой, то ещё какими-то жуткими ниспосланиями - и только благодаря этому удерживал какой-то порядок на Земле, сохранял нравственность и страховал оставшихся в живых от деградации. Вот почему, ужасаясь некоторым поступкам только что похороненного Сталина, я не торопился его осуждать: понимал, что он взял на себя функции земного Бога.
- Евгений Григорьевич,- с тоской проговорил я, - но если человечество неисправимо, то после этого стоит ли труда жить?
- Вот вы и заговорили лермонтовским языком, не заметив, что цитируете его слова. Но здесь же рядом ответ. Вот он. - И композитор, взяв книгу, тут же, слегка запинаясь, прочитал: "А всё живёшь - из любопытства: ожидаешь чего-то нового... Смешно и досадно!" - И, передавая мне книгу, добавил - Какая бездна мудрости в этой короткой простенькой фразе "А всё живёшь из любопытства"!" Вы понимаете? Замученные невзгодами, мы подчас хотим покончить счёты с жизнью. Но продолжаем жить... из любопытства: а вдруг, а вдруг, а вдруг... Вдруг всё изменится к лучшему, а меня - не будет. Смешно и досадно! Вот секрет нашей жизнестойкости! Вы поняли? Если поняли, то двигаемся дальше. Продолжайте читать вслух.
Я продолжал читать про бессонную ночь Печорина накануне поединка. Испытав перед рассветом некоторый упадок духа, он принял нарзанную ванну и... "Я вышел из ванны свеж и бодр, как будто собирался на бал. После этого говорите, что душа не зависит от тела!"
|