|
Наум Шафер. День Брусиловского Мой самый длинный День рождения
- Ни слова о "деле врачей"! Не будем омрачать день рождения Нами! Говорить только о приятном и весёлом!
И пошли заздравные тосты в честь именинника... После дневной водки и пива (ни то, ни другое я никогда не любил) кагор воспринимался как райский напиток и вызывал воспоминания о милой Бессарабии. И когда в середине застолья я предложил выпить за здоровье Дунаевского и Брусиловского, все шумно поддержали, а Пиня философски заметил:
- Да за них выпить просто необходимо! Первый руководит нашим именинником невидимо, из далёкой Москвы, а второй - очень даже видимо, потому что живёт здесь же, в Алма-Ате!
И дядя Гриша кратко добавил:
- Дай Бог им здоровья!
Я чуть не расплакался от умиления... А вся компания уже хором затянула "Две ласточки", но, споткнувшись на вокализе, без перерыва перешли к "Сердце, тебе не хочется покоя" и благополучно допели песню до конца. Войдя в раж, с очередным стаканом кагора в руках поднялся из-за стола Володя и под общий смех пропел свою пародию на мой "Вечерний вальс":
Угас огонь вечерней зари...
Заходим с тобой мы в пивнушку,
Берём мы водки тысячу грамм
И рижского пива по кружке.
И вот, обнявшись, в луже лежим
И в звёздное небо глядим...
Процитировал бы полностью, да забыл текст. Он ведь не был записан на бумаге, а бытовал, так сказать, на фольклорном уровне, то есть устно. Помню лишь ещё одну строчку: "Для нас с тобою нет других дорог". Володя имел особое пристрастие к ней, и каждый раз, когда мы с ним чокались по какому-то поводу, он неизменно повторял: "Ведь для нас с тобою, братец, действительно нет других дорог - так будем здоровы!"
... Веселье продолжалось. Анекдоты, шутки, смех... Вроде бы ни следа от утреннего сообщения. Но оно всё-таки гнездилось где-то внутри - просто мы не давали ему выхода.
Чем же закончился вечер? Первыми нас оставили старики Айзенгендлеры. Они поднялись со словами: "Ваше дело молодое, не будем вам мешать". А Пиня принялся философствовать. Слава Богу, имена Канта, Гегеля и Фейербаха не были произнесены. Мой троюродный брат начал рассуждать на тему, что такое брак по любви: дескать, с одной стороны, это хорошо, поскольку здесь исключён материальный интерес, а с другой стороны, плохо, потому что любовь не вечна, а материальная заинтересованность продолжает укреплять семью. Эти рассуждения неоднократно прерывались репликами Шули: "Пиня, не воображай себя античным мыслителем". На что Пиня отвечал: "Я не поклонник античных мыслителей, я исповедую теорию Спинозы!"
"Вот тебе и на! - ошеломлённо подумал я. - Не хватало ещё, чтобы и на Спинозу стали навешивать всех собак!"
... Эти строки я пишу 8-го апреля 2012-го года. И вот что мне хотелось бы сказать в коротком отступлении. Да, и Бруно, и Пиня мололи чушь о Канте, Гегеле, Фейербахе и Спинозе. Но подобные разговоры со ссылками на великих мыслителей и писателей считались престижными. Вольно или невольно студенты пытались расширить своё образование, повысить свой интеллектуальный уровень и, имея пока смутное представление о великих людях прошлого, хотели (пусть подчас в комической форме) найти у них поддержку в решении остросовременных проблем. Это было залогом того, что рано или поздно они приступят к серьёзному изучению их трудов, чтобы осознать смысл своей жизни... А сейчас? Продолжая преподавать в Институте на филологическом факультете, я затрудняюсь назвать студента, который бы манипулировал (пусть хотя бы шуточно) именами великих философов. Не престижно... А престижно петь под дубовую фонограмму морально-сатанинские песни, бегать на концерты различных поп-групп и рассуждать об их своеобразии, в то время как они предельно похожи друг на друга и отличаются лишь степенью распущенности и бездарности.
... Наконец, Пиня и Шуля тоже удалились. Мы остались втроём. Нина стала убирать посуду со стола, а мы с Володей, продолжая сидеть на своих местах, завели разговор о том, как непросто в художественном произведении отразить жизнь на переломе двух эпох. Оба пришли к выводу, что из русских казахстанских писателей это лучше других удаётся Ивану Петровичу Шухову.
- А какой язык! - патетично воскликнул Володя. - Не согласен с теми, кто считает его вычурным. Это совсем не то. Это... как бы сказать... настоящая языковая отвага в преображении народной речи!
- Ну, братец, ты и сам сейчас проявил языковую отвагу. Умеешь подбирать слова. Молодец! - похвалил я своего "святого брата".
- Я недавно перечитал роман "Родина", - продолжал Володя, - и восхищался каждой страницей. Вообще я не особенно люблю читать на колхозные темы, но здесь... но здесь... Порой Шухов превосходит в чём-то даже свой нашумевший роман "Ненависть". Эмоциональная красочность сочетается с точной техникой. Но техника сама по себе незаметна. В этом и состоит мастерство, в особенности в пейзажных зарисовках. И становится радостно на душе, что русский язык, как говорил Тургенев, действительно велик и могуч. А значит - велик и могуч народ, который его создал. А раз так – то народ преодолеет ложь и восстановит правду. - И сам же, расчувствовавшись от своих слов, Володя положил руку на моё плечо.
|