- Да из-за дурочек своих, - ответила официантка. - У того брюнета её зовут вроде бы Еленой, он её только на первую букву называет. А у этого носатенького завелась какая-то Ася.
- Ну и что?
- Да вот спорят, за кого выпить. Тот брюнет требует за Елену, а носатый упёрся: нет, мол, только за Асю! Гляди, ещё и подерутся...
- Из-за дурочек-то?
- Они, видать, просто ласково называют их так. А на самом деле любят, коли горячо спорят.
- Ну и манера этаким образом называть своих зазноб! - И мужчина нервно потеребил свою бородку.
А официантка неожиданно подошла ко мне, погладила по голове и тихо промолвила:
- Ну не перечь своему товарищу, он ведь, поди, старше тебя.
- На целый год! - громогласно объявил Бруно.
- Вот видишь, - продолжала официантка. - А старших надо слушаться. Выпей за его Леночку. А в следующий раз придёте - и тогда выпьете за Асеньку. И всё будет тихо-мирно. А может быть, придёте с ними вместе, и мы на всех вас полюбуемся. Так что не перечь своему старшему товарищу.
- Вот именно! - на полном серьёзе прокомментировал Бруно.
Я взглянул на молоденькую официантку - и на меня неожиданно нахлынула волна умилительной нежности. Она, оказывается, была очень хорошенькой. Её глаза излучали трогательное простодушие, щёчки завораживающе дразнили естественным румянцем, а неподкрашенные губки... губки так и провоцировали на романтический долгий поцелуй. И я не удержался - взял да и чмокнул её в эти призывные обольстительные губки. Не берусь дотошно исследовать своё состояние, но скажу лишь одно: никогда прежде во мной такого не случалось - видать, я действительно перехватил спиртного…
- Ну ты! - рявкнул мужчина и схватил меня за лацкан пиджака. - Это тебе не дурочка Аська! А ну-ка выметайтесь оба отсюда, а то я позову милицию и составим акт по факту хулиганства!
Официантка, закрыв белым передником лицо, убежала, а мужчина продолжал держать меня за лацкан пиджака.
- За E-dur! - торжественно провозгласил Бруно и, выпив свою рюмку, двинулся к выходу, махнув при этом рукой на недоеденные остатки отбивной котлеты.
- За Аs-dur! - проговорил я и, выпив, тоже не закусил.
- Расчёт! - снова рявкнул мужчина, отпустив мой лацкан.
Я выгреб из кошелька почти все деньги и, не считая, швырнул их на стол.
Затем, у самого выхода, догнал Бруно. С минуту мы молча постояли на улице, подышали на свежем воздухе, потом посмотрели друг другу в глаза и… расхохотались. После чего вернулись в гардероб, оделись и снова вышли. Некоторое время мы шли рядом.
- Повезло тебе, Наум, что остался жив, - говорил на ходу Бруно. – Впрочем, ты всегда был недогадливым. Я уже с первого раза, когда они подошли, понял, что между ними - романчик. А ты как лопух ни о чём не догадался. Ну надо же - на глазах у хахаля захапать его кралю и впиться в её губы! Хорошо, что я моментально произнёс тост и направился к выходу. В противном случае дни твоего рождения и смерти совпали бы с абсолютной точностью. До тебя доходит, что именно я спас тебя?
- Ладно, Бруно. Не разыгрывай роль спасителя человечества. Ты не Христос.
На этот раз мой друг смолчал. Через некоторое время мы пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.
... Пару часов я без цели слонялся по городу, а потом сел на трамвай и поехал домой.
А дома стол уже был накрыт скатертью и на ней красовалась бутылка кагора.
- Ты ведь в принципе молдаванин, - сказал Володя, - вот я и раздобыл кагор по случаю твоего дня рождения.
Я взглянул на Нину - и понял, что она взяла на себя роль официантки. Вот казус! Как будто бы той, предыдущей, мне не хватало... Тоже в белом передничке, в косынке, стягивающей рыжие волосы, Нина хлопотала у керогаза - а там во всю шипело и свистело: жарилась картошка.
- Ты прости, Наум, утром мы что-то не то сказали, - продолжал Володя. - Не обращай внимания, забудь, это всё от того, что нам задурили головы. - И задумчиво добавил: - Лучше уж быть маловером, чем многовером.
- Гениальный неологизм! - воскликнул я. - Достоин войти в словарь Ожегова. И смысл-то какой многозначный! С одной стороны, он обозначает, что человек исповедует много вер - христианство, иудаизм, ислам. С другой - что он верит всякой чепухе, которую ему внушают.
- Мальчики! - прикрикнула Нина. - Утренний инцидент исчерпан, давайте к нему не возвращаться. Отметим именины как ни в чём не бывало. Как будто никакого утреннего сообщения не было.
Она вывалила из сковородки дымящуюся картошку в большую глубокую тарелку, а потом стала её раскладывать по маленьким тарелочкам. Тут из соседней комнаты раскрылась дверь, и семья Айзенгендлеров появилась в полном составе: принаряженные тётя Анюта и дядя Гриша, а также Пиня и Шуля с консервными банками в руках. Мигом Нина из маленьких тарелочек переложила в большую всю картошку, Шуля загнутым консервным ножом вскрыл банки, содержимое было перемешено с картофельной массой и потом снова распределено по тарелочкам. Володя штопором открыл бутылку кагора, ну а Пиня, как всегда, философствовал (второй Бруно!) и давал "руководящие указания". Лишь дядя Гриша и тётя Анюта молча и чинно сидели, бдительно поглядывая на готовящийся стол. Наконец, Пиня торжественно произнёс: