|
Книги и работы "Если мудрый подаст тебе яду..."
- Когда я сочиняю, то не думаю ни о каком эстетическом кредо, - ответил я, тоскливо оглядываясь по сторонам и ища предлога, чтобы сбежать.
- Как?! Ты - приверженец бессознательного творческого процесса? Да это же идеализм чистейшей воды! Как же ты посмел взяться за дипломную работу об Эренбурге? Ведь он политик до мозга костей, борец за мир во всём мире!
- Эренбург для меня прежде всего писатель...
- Просто писатель?
- Да.
- Просто писателей не бывает! - крикнул он мне уже в спину. В воздухе пахло эренбурговской "оттепелью", поэтому я мог позволить себе роскошь не доказывать своей политической лояльности, а просто повернуться и уйти.
... А теперь станет более понятно то, что произошло на шолоховском вечере. Сей аспирант, так же как и пресловутый бухгалтер, умудрился усесться в первом ряду, и не успел Михаил Александрович закончить свою реплику по поводу записок и вопросов, как он подскочил с места, поднял руку и стал подрагивающе вертеть кистью: у меня, у меня, дескать, есть вопрос.
- Пожалуйста, - сказал кто-то из президиума.
- Михаил Александрович, - тоном капризной девицы заверещал аспирант, - а каково ваше эстетическое кредо?
Шолохов густо побагровел. Как мне потом говорили, это было хорошо заметно даже с последних рядов, а уж с третьего, где мы с Наташей сидели... В общем, нам стало жутко. Настала тягостная пауза. Вероятно, она продолжалась не более полминуты, но мне она показалась бесконечно длинной. "Боже! - промелькнуло у меня в голове. - Какое счастье, что я на даче не заговорил о народно-песенной струе в "Тихом Доне", а ведь хотел ещё приплести оперу Дзержинского". Сзади нас сидел Оскар Гейльфус, он наклонился к моему уху и с возмущением прошептал:
- Надо быть последним идиотом, чтобы донскому казаку задать вопрос о его эстетическом кредо!
Шолохов сделал резкий шаг к переднему краю сцены, и я буквально почувствовал, как у меня задрожало сердце.
- Давайте сразу же договоримся, - сказал он, - что перед тем как будете задавать вопросы, то крепко подумаете головой, а не тем местом, на котором сидите!
Аспирант, конечно, получил по заслугам, но пощёчина была отпущена всему залу, потому что писатель едва взглянул на первый ряд, где сидела съёжившаяся Татьяна Владимировна: он высоко поднял голову и, казалось, вглядывался в каждого из нас.
Было ясно, что встреча сорвана и назревает скандал. Тем не менее кто-то в президиуме сделал задушевную попытку спасти положение:
- Михаил Александрович, может быть, вообще не нужно отвечать на вопросы... Мы все с нетерпением ждём каждый номер "Правды" - там печатаются новые главы из второй книги "Поднятой целины". Может быть, вы нам прочитаете какую-нибудь очередную главу, которая пока ещё не напечатана.
- Если я прочитаю очередную главу, то вы не купите "Правду". И таким образом я окажусь виноватым, что главный печатный орган Коммунистической партии не будет распродан, залежится в киосках, а потом в качестве сырья его отправят на переработку для картонных изделий. Нет, вы меня не спровоцируете!
В президиуме смущённо задвигались... К этому времени весь стол был завален записками, сидящие их передавали друг другу, читали, кто-то пожимал плечами, и никто не решался передать хотя бы одну из них Шолохову.
А писатель продолжал стоять на сцене и с вызовом смотреть в зал:
- Ну что, всё? Или головой труднее думать, чем……?
- Михаил Александрович, - раздался из середины зала спокойный мужской голос, - я как преподаватель немецкого языка обратил внимание на то, что в "Тихом Доне" иногда попадаются фразы на этом языке. Вы свободно им владеете или вам кто-то помог? Может быть, знаете и другие иностранные языки?
- Никаких иностранных языков я не знаю. И, между прочим, знать не хочу. Я не Эренбург, мне это не нужно.
- Но хотя бы казахский язык знаете? Говорят, вы часто приезжаете к нам поохотиться...
- Из казахского языка я выучил всего три слова: "бир", "жок" и "жаксы".
- Как же вы общаетесь с казахским населением?
- А казахи прекрасно владеют русским языком. По крайней мере, никто из них не говорит... с немецким акцентом!
В зале разразился хохот. Но у преподавателя, видать, не всё было ладно с чувством юмора. Он не унимался, хотя продолжал задавать вопросы с педантичным спокойствием:
- Неужели и старики хорошо говорят по-русски?
- Даже грудные младенцы! - выстрелил Шолохов.
Вообще главное, что поразило меня в писателе - неимоверная быстрота реакции. Он, не задумываясь, мгновенно отвечал на любой вопрос - остро, ершисто и ударно, как будто ставил последнюю точку. После этой "точки" возражать было совершенно бессмысленно: Шолохов моментально "закрывал" тему.
|