|
Книги и работы "Если мудрый подаст тебе яду..."
Актовый зал был битком набит... Люди стояли в проходах, сидели на подоконниках. Весть о встрече с Шолоховым разнеслась по всему городу, и "чужих", мне кажется, было больше, чем "своих". Молодой композитор Оскар Гейльфус привёл большую группу студентов из Консерватории. Среди пришедших оказались рабочие и инженеры различных предприятий, домохозяйки, случайные прохожие, увидевшие объявление, да мало ли кто... Я сидел в третьем или четвёртом ряду, всеми силами стараясь удержать соседнее место для Наташи. В зале стоял гул, народ волновался, Шолохов опаздывал...
Наконец, именитый гость появился, и гул почтительно утих. Бедная Наташа тут же была устранена, Шолохова подхватили чьи-то руки и провели на сцену. А на сцене стоял длинный стол, покрытый красным сукном, за ним сидели официальные лица - видимо, члены ректората и партийной организации. Наташа и Зоя стояли в проходе совершенно растерянные, не зная, куда приткнуться. Я поднялся с места и отчаянно замахал рукой - Наташа увидела и начала с трудом пробираться ко мне.
- Представляешь себе, кто сидит в первом ряду? - с возмущением сказала она, усаживаясь на отвоёванное мною место. - Бухгалтер!!! Вот нахал! Денег на вазу не дал, а пришёл и уселся рядом с Татьяной Владимировной и Ксенией Сергеевной!
Татьяна Владимировна Поссе, преподававшая историю русской литературы XIX века и в своё время лично общавшаяся с Толстым, Чеховым, Короленко, Горьким, была для нас высоким образцом духовности и интеллигентности. Забегая несколько вперёд, хочу сказать, что в середине вечера, шокированная поведением Шолохова, она поднялась и демонстративно стала выбираться из зала - за ней, пугливо озираясь, последовали Ксения Сергеевна Курова и, кажется, Нина Константиновна Макарова, читавшая нам историю русской критики. Я искал глазами других преподавателей - Жовтиса, Мадзигона, Рубинову - но то ли их не было, то ли они "спрятались".
А вечер начался довольно мирно. Кто-то из президиума произнёс приветственную речь в честь живого классика советской литературы и выразил надежду, что сегодняшняя встреча превратится в "интересный, глубокий и честный разговор" с аудиторией. Затем слово было предоставлено Шолохову. Говорил он не более пяти минут. Расшифровываю то, что наспех записано в моём блокноте:
- Ну чего же тянуть резину... Чем длиннее речь, тем больше в ней пустоты. И в литературе, кстати, тоже так. Иногда короткий рассказ весомей толстого романа. Об этом я уже говорил нашим братьям, казахским писателям: не торопитесь подражать "Тихому Дону". Я и на съезде это скажу... Вот вас сколько сегодня собралось... Это хорошо, когда все вместе. Но не забудьте о том, как порой необходимы тишина и одиночество - ведь надо же осмыслить прожитый день и, как красиво сказал Сабит Муканов, послушать музыку своей души. Советую вам избегать навязчивых собеседников, которые захотят полезть в вашу душу со своими излияниями - уж лучше пойте свои студенческие песни на дружеских застольях. Будьте бодрыми, не хнычьте, не плачьте. А коли уж заплакали, то пусть ваши слёзы будут плодородными, как семена. Вот ваши девушки заплакали, когда я их к себе не пустил - и чем это всё кончилось? Вы видите сами: я выступаю на вашем вечере... Вот это эффект, ничего не скажешь! А если хотите, чтобы я ещё что-то сказал, то спрашивайте. Можно, конечно, посылать записочки, если стесняетесь... А лучше устно: поднялся - и по-деловому выложил.
Итак, вечер начался довольно благодушно, ничто не предвещало скандала... Но он всё-таки произошёл, и для того, чтобы разобраться в его причине, мне придётся сделать ещё одно небольшое отступление.
В нашей студенческой среде постоянно вертелся некий сухопарый очкастый аспирантик, который писал диссертацию по марксистской эстетике. К какой кафедре он был прикреплён, теперь уже не вспомню, но скорей всего, думаю, к кафедре философии. Настырный и прилипчивый, он никому не давал покоя своими философскими декларациями о "неоспоримейшей истине" в эстетике, требуя, чтобы каждый студент изложил ему своё "эстетическое кредо": ему, видите ли, это нужно в качестве сборного материала для кандидатской диссертации, поскольку теорию необходимо проверять практикой - и прежде всего в среде студентов и преподавателей. Однажды он пристал ко мне прямо на улице:
- Вот ты композитор, да к тому же пишешь дипломную работу о проблеме искусства в романах Ильи Эренбурга. Надеюсь, ты не гегельянец, и, следовательно, твои мелодии являются отражением реальной жизни, а не божественного духа. Значит, ты чётко сформулировал своё эстетическое кредо, и если это не секрет, то я хотел бы узнать, в чём его суть.
|