|
И.Дунаевский, Л.Райнль. Почтовый роман. Переписка И.О.Дунаевского и Л.С.Райнль. 1949 год.
Вообще Вы ужасный человек, и я начинаю убеждаться, что люблю Вас и ценю только потому, что не имею никакого представления о подлинной свирепости Вашей натуры. Что? Съели? Ваш И. Д. Пришлите мне, пожалуйста, Ваше хорошее фото.
2.IV.1949. Москва. Мой милый, дорогой друг! Что же Вы замолкли? Или что-нибудь случилось? Или Вы снова погружены в свои тяжелые и многообразные дела? Или Вы снова что-то "сотворили" с собой и боитесь выдать себя каким-нибудь неосторожным словом? Или Вы сердитесь на меня за мое последнее письмо? Я часто передумываю, не причинил ли я Вам какой-нибудь боли своими назойливыми рассуждениями и философствованием. Но я всегда не ошибался, доверчиво полагаясь на Ваше прощение, ибо мои письма к Вам всегда были искренними, идущими от глубин моего сознания и нежных чувств к Вам, от ласкового бережения Вашей чудесной и светлой души. Нет! Вы не можете на меня сердиться! Почему жe Вы умолкли? Мне не хватает Ваших писем. Вы об этом забыли? Что с Вами? Ваш И. Д.
8/IV-49 г. Мой нежный друг! Вообще не следовало бы в таком настроении, как у меня сейчас, писать Вам, но, во-первых, я не знаю, когда оно пройдет у меня, а во-вторых, принимайте меня такою, какая я есть, - не все же Вам читать о приятных вещах!
Я сержусь на Вас за только что полученное письмо, а не за то, которое Вы имеет в виду. О! То письмо я получила поздно вечером, вернувшись домой усталой и продрогшей после двухнедельной командировки из Свердловска. Я читала его, задумываясь почти над каждой фразой, около двух часов и потом почти до утра проворочалась в постели, не в силах уснуть. Это возбуждение длилось у меня еще примерно около недели, и в это время я несколько раз начинала писать Вам и, не окончив, бросала (хотелось бы Вам получить одно из этих неоконченных писем?). [...]
Ваши фразы: "Я Вас люблю. Не смейте мне отвечать взаимностью!" - диаметрально противоположны друг другу. Разве не естественно для любящего человека ждать взаимности и желать ее? Правда, в своих письмах Вы не раз говорили о своей дружеской любви ко мне, даже спрашивали как-то, думаю ли я так же о Вас. В последнем же письме прозвучала новая нота: Вы запрещаете мне отвечать взаимностью. Это - противоестественно. Может быть, я понимаю Вас, но мне хочется, чтобы Вы сами разъяснили мне этот парадокс. Я же обещаю не говорить Вам о своей любви до тех пор, пока Вы сами не будете меня просить об этом!
Я сержусь на Вас за Ваше предположение о том, что я что-то "сотворила" с собой и боюсь выдать себя неосторожным словом. Ваше двадцать шестое чувство Вас на этот раз обманывает: пока Вы, невидимый, со мной, я надежно защищена от всех случайностей и призраков, защищена нашей дружбой, хотя ей, кажется, уже тесно в рамках этих понятий. И уж, конечно, если бы даже что-либо и случилось, я бы не стала бояться выдать себя, а, наоборот, чистосердечно Вам во всем призналась. Так что меня глубоко обижает это Ваше мнение обо мне.
Я вообще начинаю бояться, что Вы, готовый даже молиться о моем благополучии и счастье, можете невольно причинить мне сильную боль. Так мне подсказывает мое просто шестое чувство.
За ноты благодарю, но... тоже сержусь. Этим Вы от меня не отделаетесь, мой дорогой. Большинство из присланных нот я давно имею, это не штука - прислать то, что имеется в продаже. Мне нужно много больше, в частности - партитуру "Вольного ветра"! Неужели за два года нельзя было подготовить большее? Вы писали как-то, что отдали кое-что переписать для меня? (Вашей "Песне о любви" страшно рада, она чудесна, и мне давно уже хотелось иметь ее.)
За ноты детям - спасибо особое.
Теперь хочу ответить на некоторые Ваши вопросы.
Московские штемпеля на моем последнем письме объясняются очень просто: я послала это письмо с технологом цеха нашего завода, командированном в Москву. В эту командировку могла поехать и я, но... не поехала.
"Разведка" моя объясняется еще проще: прочитав под некрологом о Лебедеве-Кумаче Вашу фамилию, я решила, что Вы находитесь в Москве. Вот и все.
Я должна согласиться с Вами, что моя жажда любви была не созиданием, а просто ожиданием чего-то чудесного. Я спала с открытыми глазами и ждала волшебного принца, который должен прийти и пробудить меня своим поцелуем к жизни. Сейчас, к сожалению, я уже уверовала в то, что мое счастье утеряно, как и счастливая сорочка, в которой я родилась. И я скромно мечтаю лишь о более спокойной работе и жизни, культурной жизни с хорошей книгой, театром и музыкой.
|