|
И.Дунаевский, Л.Райнль. Почтовый роман. Переписка И.О.Дунаевского и Л.С.Райнль. 1949 год.
Вы рассказали мне сказку об отравленной ядом девушке. Это очень грустная сказка. Я ее никогда не читал и не слышал. Но если Вы ее сами сочинили, то следует сказать, что в применении к нам она грешит несоответствием.
Я - не яд и никогда не хотел Вас отравить собой. Много лет я люблю Вас какой-то странной, глубоко-человеческой и вместе с тем нереальной, но бесконечно нежной любовью. И если в Вашей сказке есть мораль, то она сводится к простому закону инерции. В этом виде я Вашу сказку принимаю и воспринимаю. Человек просыпается от того, что остановились стенные часы. Этот беспрерывный и монотонный стук маятника создает привычную атмосферу для спящего. Резкое изменение этой привычности - и человек просыпается от... тишины.
Не ядом я отравлял Вас и не этим постепенным отравлением создана у Вас атмосфера привычности. Издавна ставшей для меня любимой заповедью в отношениях к Вам - была заповедь нежной и любящей ласки. Вы мне изменяли, Вы отходили надолго от меня, я же - никогда. Вы увлекались, любили, страдали, болели - все это Вы прятали от меня не потому, что Вы боялись доставить мне какое-либо беспокойство, а потому, что просто я исчезал из Вашей жизни как компонент Вашей души. Вы продолжали Ваше уважение ко мне, быть может, поклонение как композитору, но Вы не хотели пить ни яда моего, ни исцеляющего бальзама. Вы предпочитали пить другие яды и лечиться другими бальзамами. Я Вас разыскал однажды, и я бы разыскал Вас еще столько раз, сколько бы мне потребовалось. И я Вас снова поставил на виду своей жизни. А подумайте, что мне было до Вас? И разве жизнь моя, как она есть, как она течет, не могла бы обойтись без Вас? Ну была смеющаяся девушка, и не стало ее! Погрустим, может быть, напишем песню о ней и пожелаем счастья этой девушке на ее пути! Но где-то, когда-то (не знаю где и не знаю когда) родилась в моей душе ласка к Вам, и без нее мне стало не хватать в жизни чего-то важного и значительного. Эта ласка рождала дружбу, дружба рождала привычность, а доверие, которое Вы мне почти всегда оказывали, когда появлялись снова на горизонте, порождало желание, чтобы у Вас всегда находилась часть моей души, так нежно любящая вас. Эти слова - наверняка ничто по сравнению с истинным темпом моих чувств к Вам. И Вы совсем недавно писали мне, что не замечали моих глаз на портрете. А теперь... Вы не хотите расставаться, Вы не представляете себе, чтобы Вы лишились этого тепла.
Вот тут и мораль рассказанной Вами сказки. Только содержание ее не в яде, а в животворящей ласке и нежности дружеской любви. Я не прячусь, как Вы пишете, за ширмы "литературщины" и "трансцендентальности" отношений. Я только хочу, чтобы Вам было хорошо. И раз Вам хорошо, то мне больше ничего не надо. Я хочу, чтобы от меня не было Вам больно. Поэтому я писал: "Не смейте меня любить!" Потому что то, что хочет жить, рвется наружу к обыкновенному солнцу - то не может довольствоваться мечтой, как бы она ни была привлекательна. И я боюсь, я не хочу, чтобы Ваши вешние потоки, которые я благословляю, засохли от отсутствия самых обыкновенных... дождей. Ведь мой дождь - это, увы, только дождь письменных строчек. И может ли он, даже при своей более или менее относительной влажности, насытить Вашу иссохшую почву и вырастить чудесные и ароматные цветы, которых Вы жаждете?
Мечта, она дополняет жизнь, но не заменяет ее. К Вашей мечте, к Вашей любви, построенной тем глубоким внутренним миром, который мы бережем, как зеницу ока, к этой мечте я хотел бы, чтобы Вы добавили себе хоть кусочек хорошего человеческого счастья. Тогда я знал бы, что мы как-то и чем-то сравнялись, хотя подлинного счастья мне как-то не приходилось ни от кого получать. И тогда я мог бы действительно и в реальности при первом случае зажечь Ваши губы поцелуем, прижать Вас к себе нежно и страстно.
Но... может быть, тогда, когда Вы получили бы кусочек этого кажущегося счастья, Вы снова забыли бы меня. Ибо мечта, право же, всегда уступает самой обыкновенной яви. Целую Вашу чудесную душу и благодарю за все, за все, моя маленькая. Ваш И. Д.
Жду Ваших писем, как манны небесной. P. S. "День ли царит" - сыграл. Я его знаю почти наизусть. P. S. II. Стендаля "О любви" не читал. Постараюсь прочитать. P. S. III. Деньги на радиоприемник послал. Волнуюсь, хватит ли. Пожалуйста, если купите, сообщите.
[7 мая 1949 г.] Милый друг, я в отчаянии, что обстоятельства и люди мешают мне разговаривать с Вами так, как мне хочется, так, как я люблю. Для этого мне необходимы уединение и тишина, а я их лишена в настоящее время. Ночью же меня сваливает с ног физическая усталость - я и так сплю урывками. Но сегодня письмо, начатое на работе, я постараюсь закончить, даже если бы мне для этого не пришлось спать совсем, так как разговор предстоит серьезный. Эта ночь - наша, потому что завтра я уезжаю по рекламации, присланной нам одним из наших заводов-потребителей. Мне предстоит дипломатическая борьба с целой администрацией завода, и хуже всего то, что я не уверена в своей правоте. Это - та пороховая бочка, на которой я сижу со своей работой. Я Вам писала как-то о возможности для Вас потери меня, но Вы меня не так поняли: я имею шанс сесть на скамью подсудимых. Я не могу подробно написать Вам об этом. Все дело в качестве нашей продукции. Как начальник лаборатории я несу уголовную ответственность за нее и отвечаю за затоваривание этой продукции. Если выпустить ее нет никакой возможности - мне вменяют в обязанность исправление брака. Все дело в том, что мы работаем на мало изученных заменителях, и мне приходится непрерывно лавировать среди этих подводных скал в новом для меня производстве. Это дорого обходится для моих душевных и физических сил, нельзя же все время жить нервами. И до поры до времени - если не скамья, так алименты.
|