|
И.Дунаевский, Л.Райнль. Почтовый роман. Переписка И.О.Дунаевского и Л.С.Райнль. 1949 год.
Но... Об это "но" часто приходится спотыкаться. Ведь добровольные цепи - самые прочные в мире.
Мой маленький сынишка опять тяжело переболел: у него было двухстороннее воспаление легких, и этот крошка девять суток не сходил с наших рук - моих и мамы - и все время жалобно стонал. Я от бессонницы и переутомления чуть сама не заболела, но не хотела думать о печальном исходе, как все предсказывали. И вот он опять тянет ко мне свои ручонки и безмятежно-ясными глазенками смотрит мне в душу, а потом с легким щебетаньем припадает беззубым ротиком к моей щеке. В эти мгновенья можно простить и забыть многое, и кровь теплой волной приливает к сердцу.
Ну, я сегодня что-то чересчур разболталась и расхвасталась о себе, всему виной Ваше письмо. Теперь я его уже перечитываю не с таким волнением, как в первый раз, но все же я хочу сказать, что никто и никогда так не играл струнами моей души, как Вы, и никогда ни у кого цель этой игры не была благороднее Вашей, хороший Вы мой! Вы для меня являетесь путеводной звездой, никогда не меркнущей на моем горизонте. Так сияйте же всегда на моем жизненном пути, освещая все извилины его и согревая душу.
А теперь я хочу в отместку Вам, готовому оборвать шуткой самый торжественный момент, отплатить тем же: не кажется ли Вам, что наши дифирамбы несколько напоминают известную басню Крылова "Кукушка и петух"?
И разрешите мне узнать - все ли месяцы этого года Вы намерены провести в Москве; если нет, то в какие из них Вы будете отсутствовать? Это на случай, если мне удастся съездить в Москву. Ну, будьте здоровы, до следующего письменного свидания. Л. Начала письмо 1/II, кончаю 2/II. Ночь.
[27 февраля 1949 г.] Милостивый государь!
Разрешите предъявить Вам обвинение в тягчайшем преступлении, которое Вы совершили. Быть в Свердловске в течение нескольких дней и ничем не уведомить меня о своем присутствии! Я не нахожу слов для выражения своего возмущения. Вы поступили не как милый человек, во-первых, не как друг вообще, во-вторых, и, наконец, не как любящий друг в особенности. И каковы бы ни были причины Вашего нежелания увидеться со мной, самый факт Вашего отвратительного поступка мною Вам никогда не будет прощен. Вот как! Попробуйте-ка теперь реабилитировать себя в моих глазах! (Вы заметили, что я бичую Вас Вашими же словами?)
Да, Вы совершили несколько проступков: не ответили мне на письмо, не дали знать телеграммой, как мне связаться с Вами, и, наконец, не попытались найти меня дома. А отзвуки Вашего триумфального шествия все же донеслись и до меня, и я, не получая от Вас никакого письменного уведомления, смела возомнить себе, что Вы решили лично увидеться со мной, нагрянув неожиданно в мою "тихую келью". И вот со вчерашнего дня я жду Вас, и Вы повинны в том, что такой чудесный (во всех отношениях) весенне-зимний день пропал для меня попусту, так как нет ничего мучительнее ожидания. Мама уже приготовила мемориальную доску, чтобы после Вашего "освящения" нашего скромного дома увековечить его в летописи будущего! Я же и боялась, и ужасно хотела этой встречи, и все же желание пересиливало страх.
Попробовала отыскать Ваш след посредством телефонной связи, но эта попытка не увенчалась успехом. Послала по приблизительному адресу телеграмму, но и она повисла в воздухе. Наконец, пользуясь случаем, что моя хорошая знакомая завтра рано утром будет в городе, я поручила ей узнать Ваш адрес в паспортном столе и отправить это письмо, чтобы оно до Вас дошло еще не остывшим от чувств, волнующих меня31.
Когда же теперь прикажете ожидать весточки от Вас? Через сколько месяцев? Вернее, когда кончится Ваше тур. не? Если захотите хоть немного смягчить свою вину, можете позвонить по телефону: Бобровка, завод 722, мне. Телефон заводской квартиры в Свердловске Д 2-15-45 (откуда вечером выедет домой моя знакомая - Горюнова Ольга Дмитриевна).
|