|
И.Дунаевский, Л.Райнль. Почтовый роман. Переписка И.О.Дунаевского и Л.С.Райнль. 1948 год.
Мы последнее время все думали о переезде в другое место, так как Саки - это не Крым, а севернее - жизнь и дешевле и интереснее. Было решено, что Игорь (мой муж) поедет первым, устроится, а потом, после родов, перееду и я с домочадцами. Но я-таки допекла его окончательно, и он из Москвы прислал мне прощальное письмо, где перечислил все мои проступки и говорил, что я его не только не люблю, но и не уважаю, и нам лучше расстаться. Поступок был, правда, некрасивый, так как я ждала ребенка от него, но мое сердце вдруг пронзила такая острая жалость к нему, тем более, что я была вполне согласна с его письмом и чувствовала свою вину перед ним, что я, недолго думая, собралась и поехала в Москву накануне родов. Была опасность, что я не доберусь до Москвы, а я собралась ехать Дальше, в Данилов, к его матери, где в это время должен был быть и он.
Кстати, его мать в свое время окончила Московскую консерваторию по классу фортепиано с золотой медалью. Аккомпанировала Собинову, сама концертировала.
В Москву я доехала благополучно, где меня на день задержала его тетка, а ночью уже отвела в родильный дом. И вот, вдали от всех близких, родился у меня сын. Тяжело мне было, но не хотелось никого видеть, поэтому я никого не известила о своем пребывании в Москве, только перед самым отъездом позвонила подруге, приехавшей проводить нас на вокзал. Все это время, пока не приехал из Данилова Игорь, посещала меня только его тетка. Она же уступила нам свою комнату во время моего пребывания в Москве. Мы объяснились и решили пожить некоторое время отдельно - он у матери в Данилове, где должен был подлечиться и подготовиться к экзаменам на заочное отделение института связи, так как он имеет только среднее техническое образование. Я же побуду месяца два в Крыму, а потом переедем куда-нибудь в новое место. В Москве нас очень приглашали на завод возле Свердловска, возможно, туда и поедем и попробуем жить по-новому. Во всяком случае, я постараюсь быть ему примерной женой: если уж этот нежеланный ребенок родился, то я не хочу лишать его отца. Своей поездкой в Москву я сняла тяжесть с сердца, но сейчас, вдали от него, меня опять грызет червь сомнения: я боюсь, что совместная жизнь будет тяжела. [...] Ну, будущее покажет.
Вот теперь Вы можете судить меня как хотите. И можете решить, могла ли я в таком состоянии и положении стремиться увидеться с Вами, тем более, что Вы несколько долгих месяцев молчали, и это совпало с отправкой Вам моего злополучного фото, что не могло не внушить мне некоторых мыслей. Кстати, я должна поблагодарить Вас за Ваш замечательный портрет - время, очевидно, не властно над Вами.
Вот исписала убористо четыре листа и так мало сказала! Ведь мама, не терпящая Игоря настолько, насколько она раньше была в него влюблена, и приписывающая ему некоторые нехорошие качества, как, например, лицемерие (а я до сих пор не могу решить - права она или нет), очень серьезно предостерегала меня от этой поездки, говоря, что он не остановится и перед физическим уничтожением меня (это уж, конечно, абсурд). Но больше задерживать это письмо я не могу, тем более, что, очевидно, дней через 10-12 выедем в Свердловск и, следовательно, будем проездом в Москве. Если бы нас не было так много, можнo было бы задержаться в Москве на несколько дней, но это сопряжено со многими неудобствами. Никого из своих друзей и знакомых я не могу настолько стеснить. Но ничего, когда-нибудь я все же побываю на "Вольном ветре"! Дорога же меня очень пугает из-за малышки, которого я уже принуждена прикармливать - все это результат болезни. Мне сейчас даже страшно вспомнить о ней, столько я перенесла физических и нравственных страданий. Слава богу, что все это позади. Вы знаете, когда я впервые вышла из больницы и зашла в парк, я увидела сочную, свежую траву между покрытыми свежей листвой деревьями и благоухающими кустами сирени, и мне вдруг захотелось, как девчонке, покувыркаться в этой мягкой траве. Только большая слабость и сознание, что я все-таки мать трех детей, удержали меня от этого легкомысленного поступка. Такое же, очевидно, опьянение природой и сознанием, что они существуют, чувствуют и телята, носящиеся задрав хвосты по зеленой лужайке, извините за сравнение.
Ну, кажется, пора кончать письмо.
С трепетом буду ждать Вашего ответа, мнения и совета. По крайней мере, объемом письма я Вам угодила. Да? Так смените же гнев на милость, не браните больше Вашу бедную "смеющуюся Людмилу". 30/V-48 г.
P. S. Ни в какие стандартные конверты мое письмо не входит, поэтому пришлось делать самодельный конверт. Скоро, очевидно, придется отсылать письма бандеролью. Л.
|