О себе мало что могу сказать. Все по-прежнему. Скоро начну писать новую оперетту и балет для Ленинградского Малого оперного театра. Я Вас прошу немедленно мне написать, потому что в недалеком будущем я уеду на отдых на юг. Хочу, чтобы Ваше письмо застало меня еще в Москве до отъезда.
Желаю Вам счастья, здоровья и радости, моя Людмила, мой друг.
Ваш И. Д.
Что такое Арамиль? Где это?
Москва, 19 декабря 1948 г.
Уходят недели, за неделями - месяцы, а Ваших писем нет. Я еще в начале сентября ждал письма Вашего в ответ на мое. Может быть, оно затерялось? Я хотел Вам потом снова писать, но из-за ремонта квартиры все мои бумаги и письма были так переворочены, что лишь недавно, после неоднократных поисков я нашел Ваше последнее письмо с арамильским адресом. Проверил по атласу СССР.
Арамиль - город, расположенный чуть к югу-востоку от Свердловска. Значит, это уже не такая безысходная глушь, какой она мне раньше представлялась. А представлялся мне Арамиль именно таким потому, что на некоторых картах такого пункта и вовсе не обозначено.
Слишком много путей бывает в человеческой жизни, чтобы я мог начать думать над причинами, мешающими мне получать Ваши письма, которые я по-прежнему всегда жду с нетерпением и читаю с жадностью. Но все-таки Ваше молчание начинает меня и удивлять и серьезно беспокоить. И теперь у меня уже нет возможности узнать у других о Вас. Вот почему, если Вы получите это письмо, черкните мне хотя бы пару слов, даже если эта пара слов будет Вашим нежеланием со мной переписываться. Тогда я просто буду знать, что ждать Ваших писем мне уже не надо.
В качестве вознаграждения за сообщение, что с Людмилой и почему она молчит, я Вам в любом случае вышлю много своей музыки, которую я для Вас собрал.
О себе сейчас писать ничего не буду. Как видите, я здоров и жив.
Пользуюсь случаем поздравить Вас с наступающим Новым годом и пожелать Вам от всей души счастья, благополучия и всяческих успехов.
И. Д.
[Арамиль, 27 декабря 1948 г.]
И как перлы в загадочной бездне морей, Как на небе вечернем звезда, Против воли моей, против воли своей - Ты со мною везде и всегда!.. - сказал Апухтин и я.
Милый друг!
Вот, не писала Вам так долго, а не прекращала ни одного дня душевного общения с Вами. Как странна и удивительна общность наших чувств в нашей необычной дружбе! Когда я читала Ваши строки о "некто" и "нечто", мне казалось, что я читаю свои мысли по отношению к Вам. Одно сознание, что Вы существуете и иногда вспоминаете обо мне, наполняет мою жизнь особым содержанием.
Ну вот - после таких признаний я вряд ли решусь предстать когда-нибудь перед Вашими сиятельными очами.
Теперь о том, что было причиной моего молчания. Почти два месяца я боролась за жизнь своего малышки, сына, который был мне почти безразличен и, во всяком случае, лишним в моей жизни и который теперь мне так дорог. Да, я могу сказать, что вторично подарила ему жизнь, но за счет своей жизни. Как странна человеческая натура: мы ценим только то, что теряем. Нелегко далась мне эта борьба - мне и маме.
Я знаю, мне опять достанется от Вас за это. Я понимаю, что так друзья не поступают, что нужно делиться и хорошим, и плохим, но Вы - необычный друг, и я никогда не могу себя заставить относиться к Вам запросто, как отношусь к товарищам своих детских лет. К тому же Ваша жизнь так отличается от моей "борьбы за существование", что Вы не сможете себя представить на моем месте. И то, с чем приходится мне поневоле каждодневно сталкиваться, может произвести на Вас впечатление "житейской грязи", от которой мне всегда хочется оберечь Вас. И еще дьявольская гордость, вернее, ложный стыд мешают просто сказать, что мне сейчас плохо живется. Возможно, это потому, что я с детства избалована. Но должна сказать, что я - заведующая химической лабораторией завода, правая рука главного инженера завода - принуждена урезывать себя и семью во многом для того, чтобы приобрести нужную вещь, не говоря уже о предметах комфорта, которые сейчас для меня недоступны. Приходится, например, только мечтать о хорошем радиоприемнике и довольствоваться репродуктором.
Между прочим, в Крыму, когда у нас был радиоприемник, я как-то слышала Ваше выступление по радио с обработанными Вами негритянскими песнями. Помню, что на меня очень подействовал Ваш голос, взволновал и смутил меня так, что я почувствовала, что краснею, и сердце ускоренно забилось. Это - от одного звука Вашего голоса... [А] что было бы при встрече! Я бы или окончательно смутилась и потерялась, или бы излишней развязностью попробовала перебороть себя.