- Так вот, напоминаю тебе, - продолжал Володя, размешивая краски, - Татьяна Владимировна нам втолковывала, что слепое преклонение перед фактами уничтожает идею творческого замысла, уводит от основной магистрали. Так считал Белинский. В художественном вымысле подчас заключается больше правды, чем в реальных фактах. Потому что в нём есть компоненты обобщения. Это ведь азбучная истина, товарищ филолог. Я тебя, братец, не фотографирую на лекции по марксизму-ленинизму, а создаю твой композиторский портрет. Понял? Давай поспорим: пройдёт много лет, ты будешь вспоминать нашу студенческую юность, покажешь внукам этот портрет и с невиннейшим видом прокомментируешь - дескать, вот как я сочинял романс Печорина...
После каждого сеанса Володя завешивал полотенцами то, что успел "наработать", разжигая моё неудовлетворённое любопытство.
- Увидишь, когда закончу полностью!
- А вот когда ты рисовал Нину, то позволял мне следить за каждым движением кисти.
- Здрасьте. Так я же рисовал не тебя, а её. Ей я тоже не показал, пока не закончил. Да что об этом говорить! Картина ведь больше не существует...
Да, здесь сказалась ещё одна черта характера Володи. Он был необыкновенно тихим и застенчивым человеком, но мог вспылить - ив порыве негодования совершить непоправимый поступок. Так, разозлившись однажды на Нину, нашу "воительницу и хранительницу", он замазал очередным пейзажем её великолепный портрет во весь рост... До сих пор жив в моей памяти этот погибший портрет: Нина, высокая и стройная (хотя чуть горбилась), в чёрном пальто и чёрной шапочке, оттеняющих её огненно-рыжие волосы... Грубоватая, но очень точная игра красок свидетельствовала о необычайно ясном видении Володи. Вернее, несмотря на грубоватость. Потому что, как правило, "игра" у него отличалась нежными оттенками.
К этому времени мы обзавелись чудесным камышовым котёнком, которого Володя окрестил Швандей. Почему он выбрал такое необычное имя? Дело в том, что наш курс совершил культпоход в драматический театр на "Любовь Яровую" К. Тренёва. Редкий случай, когда моего "святого брата" удалось уговорить пойти куда-то всем гуртом... Домой он вернулся расстроенный. И сразу же стал ворчать, бессмысленно двигаясь по комнате из угла в угол:
- Чёрт знает что такое! Ну как можно героизировать женщину, которая предала своего мужа? Пусть даже во имя революции... Нет, это противоречит традициям русской литературы... Соня Мармеладова добровольно пошла на каторгу вслед за Ракольниковым. Некрасовские "русские женщины" ничего не смыслили в политике, но поехали вслед за мужьями в Сибирь, чтобы поддержать их морально. Где муж - там и жена. Вот такую философию я понимаю! У Тренёва же какое-то извращение... А вот матрос Швандя - это да! Остроумец, озорник, умеет выпутаться из любой ситуации. Жизненный образ, ничего не скажешь. И Диордиев в этой роли - ух какой молодец! Динамика, напористость, энергия - вот бы его портрет сделать... Такие поразительные по юмору и мысли детали - обхохотаться можно. Надо посмотреть текст Тренёва. По-моему, Диордиев что-то прибавил. .. Ну как у одного и того же драматурга, в одной и той же пьесе могут сочетаться искусственные и естественные ситуации? Не понимаю.
А наш котёнок вполне оправдывал имя, данное ему Володей: носился по комнате, как угорелый, вспрыгивал на стол и разбрасывал разложенные листочки, опрокидывал цветочные баночки с водой, карабкался на занавески и начинал раскачиваться, смотря на нас сверху вниз расширенными зрачками... Мы с Володей любили наблюдать, как Швандя тихо подкрадывался к какому-нибудь предмету, осторожно трогал его лапой, а затем резко ударял по нему... И если предмет обладал свойством перекатываться, тут уж в нашей комнате - пыль столбом. Помню, как Швандя однажды поддел лапой любимую авторучку Володи, и она как будто провалилась под пол. Мы уж и кровати отодвинули от стен, переставили всю нехитрую мебель, но ручку так и не нашли. .. Володя прощал Шванде решительно всё и ночью укладывал его под своё одеяло - они спали вместе. Хотя бывало и так, что Швандя среди ночи вздумает играть - начнёт лапой трогать Володю за нос. Тот просыпался и, забыв о своей непротивленческой "святости", в раздражении зашвыривал котёнка на мою кровать. Он затихал под моим одеялом, но через некоторое время начинал подбираться и к моему длинному носу. Тогда я швырял его назад к Володе. Дело в таких случаях заканчивалось тем, что мы среди ночи окончательно просыпались, начинали смеяться и костерить Швандю, из соседней комнаты выбегали тётя Анюта и дядя Гриша со своими сыновьями Шулей и Пиней, просыпалась Нина... До сих пор не могу забыть фразу, произнесённую Пиней: "Может быть, отдать его кому-нибудь на воспитание, пока он подрастёт?". Нет, это не был одесско-еврейский юмор. Пиня изрёк фразу совершенно серьёзно, с весьма глубокомысленным видом, чем довёл меня и Володю до колик: мы рухнули на свои кровати, дрыгали ногами и сотрясались от хохота.