Позволю себе тоже сделать некий вывод. Почему мы решили, что слова о фашизме относятся персонально к Павлу Васильеву? Попробуем истолковать тезис Горького в его, так сказать, "чистом виде", безотносительно к Васильеву. От хулиганства до фашизма - очень большое расстояние? Или оно всё-таки "короче воробьиного носа"?
Горький писал эти строки в дни кошмарного разгула озверевших гитлеровцев, которые очумели от собственного прихода к власти: на площадях публично сжигались книги, устраивались дикие еврейские погромы, на улицах то и дело возникали хулиганские самосуды, сопровождаемые зубодробительными действиями и беспорядочной стрельбой... Было бы просто не логично, если бы у художника, обладавшего высшей мерой типизации, не пробудились бы различные ассоциации, связанные не только с современными событиями, но и с картинами детства из дореволюционной России.
Дмитрий Быков в своей оригинальной, но, увы, наспех написанной книге "Был ли Горький?" приводит отзыв Корнея Чуковского о повести "Детство". Попробуем перечитать эти строки в контексте отношения Горького к "хулиганским выходкам" Павла Васильева:
"Когда читаешь книгу "Детство", кажется, что читаешь о каторге: столько там драк, зуботычин, убийств. Воры и убийцы окружали его колыбель, и право, не их вина, если он не пошёл их путём. Мальчику показывали изо дня в день развороченные черепа и раздробленные скулы. Ему показывали, как в голову женщины вбивать острые железные шпильки, как калечить дубиной родную мать, как швырять в родного отца кирпичами, изрытая на него идиотски-гнусную ругань. Среди самых близких своих родных он мог бы с гордостью назвать нескольких профессоров поножовщины, поджигателей, громил и убийц. Оба его дяди по матери - дядя Яша и дядя Миша - оба до смерти заколотили своих жён, один одну, а другой двух, убили его друга Цыганка - и убили не топором, а крестом! В десять лет он и сам уже знал, что такое схватить в ярости нож и кинуться с топором на человека".
Казалось бы, Д. Быков мог сделать вывод, что Горький в подобных поступках видел не столько гнусное растление других, сколько собственное саморастление буянов: человек с тупым упорством вытравливал в себе последние остатки человечности. Ведь когда Горькому "докладывали" о буйствах Павла Васильева, Бориса Корнилова, Ярослава Смелякова, то он ужасался не столько тому, что они совершали по отношению к другим, сколько тому, что они убивали в себе Богом данный талант... Так нет же! Дебоши и пьяные драки Д. Быков сводит к "довольно невинным даже по тогдашним временам забавам", а Горький, мол, и в литературных дискуссиях "выступал с церберских охранительных позиций". Думаю, что в солидной монографии Павла Басинского, вышедшей в серии ЖЗЛ, противоречивые качества Горького охарактеризованы значительно точней и обстоятельней: все видимые явления изображены в тесной связи с внутренними переживаниями писателя. Я уже не говорю о Вадиме Баранове, который в начале "перестройки" был едва ли не единственным защитником чести пролетарского писателя и, несмотря на спорность некоторых концепций, сумел своим голосом перекрыть невообразимую шумиху, поднятую либералами и демократами.
...Но возвращаюсь к статье Горького "Литературные забавы". Внушительный кусок представляет собой длинную цитату, и писатель это особо подчёркивает: "Недавно один из литераторов передал мне письмо к нему партийца, ознакомившегося с писательской ячейкой комсомола". После чего цитируется объёмное письмо... О чём речь? О литературных талантах среди комсомольцев. О недисциплинированности отдельных лиц. Об их некультурности, которая порой возводится в добродетель. О том, что дезорганизующим началом является отсутствие твёрдого заработка. (Очень верное замечание!). А далее критикуется "откат" в либеральную богему, с перечислением писательских имён, причём больше всех достаётся Павлу Васильеву.
И здесь мне снова хочется напомнить о недостойных приёмах подтасовщиков, которые, ссылаясь на статью "Литературные забавы", приписывают Горькому слова, вовсе им не сказанные, а лишь процитированные:
"Конкретно: на характеристике молодого поэта Яр. Смелякова всё более и более отражаются личные качества поэта Павла Васильева. Нет ничего грязнее этого осколка буржуазно-литературной богемы. Политически (это не ново знающим творчество Павла Васильева) это враг".
Что и говорить - мерзкие и подлые слова! Но они принадлежат не Горькому, а безымянному партийцу. И, конечно, было бы лучше, если бы писатель их не огласил: ведь написанные или произнесённые слова начинают жить и действовать уже помимо нашей воли и - главное - безотносительно к тому, насколько они соответствуют правде... Зачем же Горький их цитировал? Ответ содержится опять-таки в контексте письма партийца, вернее, в описанном эпизоде, который потряс писателя: