|
Н.Шафер. Дунаевский сегодня. Дунаевский и народная музыка
А вот факт, не отмеченный ни одним музыковедом. Знаменитый "Физкультурный марш" Дунаевского, оказывается, тоже возник из еврейского бытового напева, весьма распространенного в начале нашего века среди детей "черты оседлости" преимущественно на территории Украины и Молдавии. Любопытно для убедительности сравнить начало напева и начало марша (примеры 7 и 8).
Как мы видим, старый напев приобрел у Дунаевского особую новизну музыкально-смыслового содержания. Оттолкнувшись от первой фразы, композитор создал оригинальное произведение, утвердившее в нашем песенном быту (вслед за "Спортивным маршем" из кинофильма "Вратарь") тип физкультурной песни "в стиле Дунаевского".
Дунаевский постоянно интересовался музыкальной культурой зарубежных стран. Он очень любил музыку славянских народов, неоднократно обращался к богатейшему фольклору Испании и Франции.
В архиве композитора сохранились многочисленные обработки американских, английских, норвежских, финских и других народных напевов. Подчас, услышав какую-нибудь мелодию, Дунаевский садился за рояль и начинал импровизировать. Сколько блестящих импровизаций на народные темы исчезли навсегда! Но кое-что и осталось. Например, в 1945 году он услышал в исполнении Эдит Утесовой песню И. Ильина "Тамбурица", основанную на хорватском напеве, и целых два года с удовольствием напевал ее и импровизировал на ее тему, пока, наконец, не использовал в финале второго акта оперетты "Вольный ветер", создав живую и темпераментную хоровую пляску "Эх, на свете лучше песен ничего нет!". Один из коронных номеров оперетты - Баркарола Стеллы и Янко - тоже, как известно, представляет собой обработку хорватской народной мелодии. *
На протяжении всей жизни Дунаевского сопровождал цыганский романс. Интересен такой факт. В пору молодости (Дунаевскому было 23 года) ему однажды довелось проаккомпанировать "дедушке русской сцены" - Владимиру Николаевичу Давыдову, исполнившему несколько цыганских романсов на юбилейном вечере Н.Н. Синельникова. Примечательно, что Дунаевский аккомпанировал без предварительных репетиций, на ходу гармонизуя старинные мелодии. Как же надо было знать, понимать и любить цыганский романс, чтобы отважиться на такую импровизацию! Известный чтец Эммануил Каминка, оказавшийся среди слушателей этого уникального дуэта, впоследствии вспоминал: "Конечно, нельзя сказать, что Давыдов "пел", как профессиональный певец, певческого голоса у него не было. Но зато была такая выразительность, такая задушевность, какой не часто балуют нас многие известные певцы. И как Дунаевский умел слиться с Давыдовым, как чувствовал каждую его паузу, каждое дыхание!.. Позже мне много раз приходилось наблюдать Дунаевского в роли аккомпаниатора, но никогда не забыть того чудесного вечера. Давыдова просили петь без конца, и успех великого артиста разделял молодой музыкант"11.
Любя цыганский романс, Дунаевский решительно отвергал пышную "цыганщину", возникшую в увеселительных заведениях конца прошлого - начала нынешнего века. В цыганском романсе он видел подлинное чувство, в "цыганщине" - пошлую имитацию.
А 20-е годы были годами обновления цыганского романса, пожалуй, даже узаконения его на "высокой" эстраде - об этом свидетельствует триумфальный успех Тамары Церетели, исполнившей цыганские романсы в Большом зале Московской консерватории. И вместе с тем продолжался процесс дальнейшей компрометации жанра в связи с возникшими новыми псевдоцыганскими опусами типа "Все, что было, то, что ныло, все давным-давно уплыло".
Дунаевский обращался к цыганской тематике постоянно. Еще в первой половине 20-х годов он вводит в свой "китайский" балет "Мурзилка" эффектный "Цыганский танец". Отзвуки цыганских интонаций (правда, пародийно трансформированные) мы слышим в его опереттах "Женихи" и "Миллион терзаний". А в оперетте "Ножи" перед нами два контрастных цыганских номера: пародийные куплеты "Красавец молодой" и сентиментальный вальс "Помнишь робкое прощанье?" В пародийных куплетах Дунаевский имитирует манеру выпрашивания денег ("Дай цыганке золотой... Ах, дай, дай, погадаю"), в конце их прибегая к карикатуре ("Дай, дай, дай, скупердяй ты этакий!"), благодаря чему наглость цыганки предстает перед публикой столь же отчетливо, как и прижимистость внимающего. Сентиментальный же вальс воспринимается почти серьезно. Эти два контрастных номера глубоко симптоматичны. Отныне в "цыганском" направлении творчества Дунаевского как бы сливаются две струи: лирическая и пародийная. Композитор отдается цыганской стихии и ... одновременно выступает в роли иронического наблюдателя. Притягательную силу цыганского романса он видит в абсолютной раскрепощенности чувств. И не выносит слезливого надрыва, олицетворяющего безвкусицу и пошлость. Отсюда эти яростные атаки на "цыга-номанию": "Эх, да поминай" и "Бубен" в спектакле-обозрении "Извините за резкость", номер "Тоска-печаль" и романс Гайдатройкина в интермедии "Вкусопсихоскоп", а также пародия на цыганские песни, созданная специально для джазового представления Леонида Утесова "Музыкальный магазин".
|