|
Михаил Булгаков. Оперные либретто. Н.Шафер. Рашель (комментарии к либретто)
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |
... Вернёмся, однако, к священнику Шантавуану. Собственно говоря, в рассказе этот образ как таковой отсутствует: есть лишь несколько иронических фраз о покладистом священнике, чья принципиальность проявляется только в том, что он отказывается звонить в церковный колокол - и этим как бы соблюдает национальный траур. Правда, на последней странице появляется беглая информация, что Рашель скрывалась на церковной колокольне, а после ухода немецких войск "кюре попросил шарабан у булочника и сам отвёз свою пленницу до ворот Руана" (с.18). Но информация есть информация: она не может заменить сюжетного действия. В рассказе нет ни одного эпизода, в котором мог бы раскрыться характер Шантавуана. В либретто же перед нами ряд острых и напряжённых сцен (Шантавуан и прусские офицеры; Шантавуан и Рашель; Шантавуан и Люсьен; Шантавуан и пономарь), благодаря которым возникает широко развёрнутый образ принципиального и мужественного священника, спасающего жизнь главной героини. Мало того, во имя спасения Рашели Шантавуан забывает о спасении собственной души: когда немцы производят у него обыск, он совершает клятвопреступление - именем Бога клянётся перед врагами, что никого у себя не прячет...
Лишь на первый взгляд может показаться, что Булгаков проявил творческое своеволие. На самом деле перед нами свободная инсценировка, в основе которой лежит вдумчивое прочтение не одного, а многих рассказов Мопассана. Причём Булгакову чужда практика механического соединения чужеродных эпизодов (что случается сплошь и рядом при различных инсценировках). Ему важно прежде всего уловить общую идейную концепцию различных по содержанию рассказов, верно подметить и использовать отдельные детали, ориентируясь на единую стилистическую манеру французского писателя, с тем чтобы не погрешить против эстетики образа. В связи с этим имеет смысл коротко остановиться на рассказе Мопассана "Лунный свет", чья поэтика изначально так или иначе повлияла на либретто "Рашель".
Рассказ повествует об аббате Мариньяне, который уверен, что пленительная красота природы свидетельствует о мудрости всемогущего Бога: "Утренние зори созданы для того, чтобы радостно было пробуждаться, летние дни - чтобы созревали нивы, дожди - чтобы орошать поля, вечера - для того, чтобы подготовлять ко сну, а тёмные ночи - для мирного сна" (т.3,с.5). Но вот аббат узнаёт, что его племянница ночью, вместо того чтобы спать, встречается на берегу реки со своим возлюбленным. Гневу Мариньяна нет предела. Он берёт толстую палку, чтобы наказать молодых влюблённых, выходит на улицу и... замирает, потрясённый красотой лунной ночи. Аббат внимательно всматривается, вслушивается,- и перед ним возникают новые вопросы: "Зачем наброшен на мир этот лучистый покров? Зачем эта тревога в сердце, это волнение в душе, эта томная нега в теле? Зачем раскинуто вокруг столько волшебной красоты, которую люди не видят, потому что они спят в постелях? Для кого же сотворено это величественное зрелище, эта поэзия, в таком изобилии нисходящая с небес на землю?" (там же). И увидев в лунном свете свою племянницу, обнявшуюся с молодым человеком, Мариньян бежит прочь; он понял, что нельзя разрушать гармонию, ибо это будет богопротивно.
Нет, Булгаков не переносит механически в своё либретто интонации и стилевые особенности французского писателя. Рассказ "Лунный свет" представляет собой один из вариантов мопассановского сюжета, когда священник подвергает себя сомнению и колебанию, благодаря чему обретает новую, необыкновенную концепцию религиозной морали: догма отступает перед живой жизнью. Таков и Шантавуан - но не в рассказе Мопассана "Мадмуазель Фифи", а в либретто Булгакова "Рашель". Здесь клятвопреступление Шантавуана - богоугодное дело, поскольку он бросает вызов мёртвой догме в защиту живой жизни.
Как видим, образ Шантавуана наполнился новым содержанием за счёт духовных запасов аббата Мариньяна из рассказа "Лунный свет". Произошло это не потому, что Булгаков проявил творческий произвол, а потому, что он точно обозначил для себя основную моральную линию в новеллистическом искусстве Мопассана. Расставляя акценты в "Рашели", он ориентировался не столько на эффектную фабулу той или иной новеллы, сколько на философию образа.
В самом деле, рассказы "Дуэль" и "Помешанная", повествующие о том, как война уродует психику захватчиков, несомненно, помогли Булгакову создать характеры Эйрика и Кельвейнгштейна, людей с ярко выраженными признаками разрушения человеческой личности.
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |
|