Наум Шафер. День Брусиловского

Лев Квитко и "Две ласточки"

Евгений Григорьевич снова взял листок и принялся вторично его изучать.- И вдруг спросил:

- Вы уже закончили работу над своим фортепианным "Детским альбомом"? Вы прибавили что-нибудь к "Лирическому этюду"?

- Прибавил второй этюд, а также "Маленький вальс", "Маленькую польку" и "Грустную песенку". А задумал двенадцать номеров.

- Значит, пять уже написаны?

- Да.

- При случае покажете, но только после того, как мы обсудим Грушниц- кого. А "Еврейская колыбельная" пусть у вас пойдёт шестым номером, естественно, без слов. Больше я вам ничего не могу посоветовать. Пусть она пока живёт скрытой духовной жизнью. Авось настанет время, когда вместе с "Мадонной" предстанет перед публикой и в словесной версии...

Опять-таки, забегая вперёд, скажу: эти две вещи пролежали в моём архиве более полувека. И лишь в начале ХХ1-го века павлодарская певица Светлана Немолочнова напела их на моих двух авторских лазерных дисках.

Но тогда, 19 января 1953 года, наш разговор закончился довольно забавным образом. Евгений Григорьевич сказал:

- Хотя слово "генетика" нынче не в почёте, но гены в нас бродят помимо нашей воли, и мы об этом не всегда догадываемся. Подобно композиторам, о которых мы сейчас с вами хорошо потолковали, я тоже поддался общему движению и всем еврейским нутром стал служить своей музыкой сначала России, потом - Казахстану. От Казахстана меня уже не оторвёшь. Я влюбился в казахский фольклор, я им весь пропитан. Но еврейские интонации у меня нет-нет, да где-то проявляются. Я этого не замечаю, а Ерзакович, дока, всё улавливает и мне докладывает. Недавно обнаружил целую еврейскую фразу в моих "Двух ласточках".

- Не может быть! - с пафосом воскликнул я. - Несмотря на казахскую закваску, романс сделан по всем канонам русской и зарубежной классики, и в нём нет ничего еврейского. Наоборот, здесь ощущается нечто западноевропейское, идущее от Беллини и Доницетти. Особенно это ощущается в вокализе. Весь внутренний строй романса привлекает изысканной аристократичностью.

- Ого! - с изумлением отреагировал маэстро. - Да у вас, я вижу, есть ещё и музыковедческие задатки. И каким литературным слогом вы всё это изложили! Уже не Брусиловский анализирует Шафера, а Шафер Брусиловского. Такого теоретизирования по поводу "Двух ласточек" я ещё ни от кого не слышал... Беллини, Доницетти... Изысканный аристократизм... Не ожидал, ей-Богу, не ожидал... Но разрешите вас всё-таки предостеречь. Если станете профессиональным музыковедом, то перестанете быть композитором.

- Почему? Вот, например, академик Асафьев является нашим самым глав-ным музыковедом и в то же время пишет отличную музыку.

- А почему вы решили, что он пишет отличную музыку?

- Да потому что его балеты "Бахчисарайский фонтан" и "Пламя Парижа" не сходят со сцен музыкальных театров.

- Сколько раз вы смотрели эти балеты и слушали музыку?

- Да раз пять-шесть, не меньше.

- Хорошо. Напойте мне хоть одну мелодию из этих балетов.

Я откашлялся, поднатужился и... ничего у меня не вышло.

- Ну хоть одну музыкальную фразу, - подзадоривал меня композитор.

- Евгений Григорьевич,- обречённо промолвил я,- сдаюсь, у меня ничего не получается.

- Во-о-от! Во-о-от! - с торжеством воскликнул Брусиловский. - А из балетов Чайковского вы бы мне пропели не только какой-нибудь вальс, но и серьёзный симфонический кусок. А с Асафьевым у вас ничего не получится, как бы вы ни тужились.

- Странно. А почему? Он же не формалист и пишет в классических традициях. Почему же так?

- Да потому что это не композиторская, а музыковедческая музыка. Я об этом всё время толкую Ерзаковичу, когда он показывает мне свои сочинения. Только не передайте ему то, что я сейчас сказал... Что же касается музыки Асафьева, то она высоко профессиональна, но абсолютно безлика. Нет никаких мелодических зацепок, нет оригинального стиля. Его всё время именуют академиком. Это очень почётно и престижно. Но, с другой стороны, вы можете себе представить такие выражения, как "академик Глинка", "академик Чайковский", "академик Рахманинов"? Это был бы, как говорят, тихий ужас. Это означало бы, что они не композиторы, а учёные-музыковеды.

- Да, но ведь Глинка, Чайковский и Рахманинов писали также и теоретические работы. У Глинки, например, знаменитые "Записки"...

- Милый мой, они всё это писали ПОПУТНО. А у Асафьева всё наоборот: наряду с выдающимися музыковедческими трудами, он ПОПУТНО сочиняет музыку. Поняли разницу? Асафьев сочиняет музыку во всеоружии своей научной академичности. Формально под неё нельзя подкопаться: всё правильно, всё безупречно. А души нет. Нет искрящихся нот. А, кстати, что вы мне попытались напеть?

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter