Наум Шафер. День Брусиловского

Лев Квитко и "Две ласточки"

- Так верите ли вы...

И тут Брусиловский взорвался:

- Чёрт знает, что такое! Вы мне как-то говорили, что при румынах учились в еврейской школе под названием "Тарбут". Это была школа для нормальных детей или для умственно отсталых?

- Конечно, для нормальных. А почему вы об этом спрашиваете?

- Да потому что я трижды вам ответил на вопрос о Михоэлсе, а вы меня спрашиваете в четвёртый раз!

Что и говорить - получил по заслугам... Я сидел, боясь пошевельнуться. Но заметил, что у композитора появилось смятение на лице: он понял, что малость перехватил...

Опять последовало молчание. Потом композитор с очень заметным заиканием тихо стал продолжать:

- Да, Соломон Михайлович предложил мне писать музыку для его спектаклей, но я вежливо отказался.

- Почему?

- Потому что всё моё еврейство выплеснулось в музыке к фильму, и на дальнейшее я уже был неспособен. Со мной приключилась такая же история, как и с другими композиторами-евреями, лишенными своей исторической родины. Возьмите, например, таких евреев, как Оффенбах и Бизе. Они что - еврейские композиторы? Самые настоящие французы, потому что служили французской национальной культуре. Даже Галеви, написавший оперу "Жидовка", всё равно считается французским композитором. А Мендельсон - еврейский композитор, что ли? Да это же типичный немецкий романтик. А братья Рубинштейны - Антон и Николай? Формально они тоже евреи. Но до них в России не было ни одного высшего музыкального заведения. Антон основал Петербургскую консерваторию, а Николай - Московскую. Так кому же они служили - Палестине или России? То-то. Да и ваш кумир Дунаевский, хотя временами и пописывает что-то еврейское, всё равно остаётся русским композитором. Пусть с советской начинкой, но всё же - русским. Мало того, за ним приплелась орава евреев-песенников, которая заняла всё музыкальное пространство: Блантер, Листов, Жарковский, Фрадкин, Табачников и неисчислимое количество Покрассов... Хоть еврейский погром устраивай, да нельзя: останемся без советской массовой песни... Тут из молодых, как снег на голову, свалился какой-то Фельцман, который весьма успешно продвигается со своими опереттами и песнями, несмотря на крамольную фамилию... Ситуация! Бедные Соловьёв-Седой, Новиков, Мокроусов... Им всё время приходится тесниться... А вы мне толкуете: антисемитизм, антисемитизм!

- Евгений Григорьевич, я ни разу не произнёс этого слова!

- Не произнесли, а про себя, небось, долдоните.

- Не долдоню. Мне просто необходимо разобраться в том, что произошло.

- Возможно, что-то страшное, а возможно, что и нет.

- Нет?!

- Вы внимательно слушали утреннее сообщение 13 января?

- Конечно.

- А какую музыку стали передавать сразу же после этого сообщения?

- Кажется, Дунаевского. Но, знаете, Евгений Григорьевич, я был в таком шоке, что впервые в жизни не смог сосредоточиться на его музыке.

- Следовательно, не сделали никаких выводов?

- Относительно чего?

- Относительно того, что нас ждёт дальше. Ведь тут важен был не столько сам концерт, сколько то, как его преподнесли. Диктор после сообщения о евреях-отравителях очень чётко произнёс: "А теперь слушайте концерт из произведений ИСААКА ОСИПОВИЧА Дунаевского. Ударение было сделано на имени и отчестве. Ну как вы не поняли, что это была продуманная акция, утверждённая самим... самим... - и Брусиловский поднял палец вверх, уставившись в потолок.

- Вы думаете, что ОН сам... сам...

- Твёрдо убеждён. Такие вещи без НЕГО не делаются.

- И это означает?

- И это означает, что не надо прельщаться сияющим нимбом страдания, (Умел-таки маэстро ввернуть в разговор образную цветистую фразу). Мне хочется думать, что правительственное сообщение касается только конкретных лиц, а не всех людей определённой национальности. А то, понимаете ли, уже поползли слухи: дескать, запасайтесь сухарями, скоро, мол, вас всех переселят в Сибирь, на Камчатку и вообще к чёрту на кулички. Конечно, звенья случайностей неизбежны, в особенности в провинции. Ведь обязательно найдутся чиновники, которые захотят угодить главному Хозяину. Но музыка вашего кумира меня обнадёжила. Видите, не так уж плохо я к нему отношусь. - Брусиловский протянул руку к газетному листу, свисавшему с рояля. - Вот, пожалуйста, статья, посвящённая присуждению Илье Эренбургу Международной Сталинской премии. - Он протянул мне последний номер "Литературной газеты" за 17-ое января, который я не успел приобрести. - Читайте вслух последний абзац, и вы убедитесь, что концерт из произведений Дунаевского был не случаен... Ну что же вы медлите? Читайте вслух, не торопясь и чётко.

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter