|
Наум Шафер. День Брусиловского Романс Печорина
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |
- Чёрт знает что такое! Ну как можно героизировать женщину, которая предала своего мужа? Пусть даже во имя революции... Нет, это противоречит традициям русской литературы... Соня Мармеладова добровольно пошла на каторгу вслед за Раскольниковым. Некрасовские "русские женщины" ничего не смыслили в политике, но поехали вслед за мужьями в Сибирь, чтобы поддержать их морально. Где муж - там и жена. Вот такую философию я понимаю! У Тренёва же какое-то извращение... А вот матрос Швандя - это да! Остроумец, озорник, умеет выпутаться из любой ситуации. Жизненный образ, ничего не скажешь. И Диордиев в этой роли - ух какой молодец! Динамика, напористость, энергия - вот бы его портрет сделать... Такие поразительные по юмору и мысли детали - обхохотаться можно. Надо посмотреть текст Тренёва. По-моему, Диордиев что-то прибавил... Ну как у одного и того же драматурга, в одной и той же пьесе могут сочетаться искусственные и естественные ситуации? Не понимаю.
А наш котёнок вполне оправдывал имя, данное ему Володей: носился по комнате, как угорелый, вспрыгивал на стол и разбрасывал разложенные листочки, опрокидывал цветочные баночки с водой, карабкался на занавески и начинал раскачиваться, смотря на нас сверху вниз расширенными зрачками... Мы с Володей любили наблюдать, как Швандя тихо подкрадывался к какому-нибудь предмету, осторожно трогал его лапой, а затем резко ударял по нему... И если предмет обладал свойством перекатываться, тут уж в нашей комнате - пыль столбом. Помню, как Швандя однажды поддел лапой любимую авторучку Володи, и она как будто провалилась под пол. Мы уж и кровати отодвинули от стен, переставили всю нехитрую мебель, но ручку так и не нашли... Володя прощал Шванде решительно всё и ночью укладывал его под своё одеяло - они спали вместе. Хотя бывало и так, что Швандя среди ночи вздумает играть - начнёт лапой трогать Володю за нос. Тот просыпался и, забыв о своей непротивленческой "святости", в раздражении зашвыривал котёнка на мою кровать. Он затихал под моим одеялом, но через некоторое время начинал подбираться и к моему длинному носу. Тогда я швырял его назад к Володе. Дело в таких случаях заканчивалось тем, что мы среди ночи окончательно просыпались, начинали смеяться и костерить Швандю, из соседней комнаты выбегали тётя Анюта и дядя Гриша со своими сыновьями Шулей и Пиней, просыпалась Нина... До сих пор не могу забыть фразу, произнесённую Пиней: "Может быть, отдать его кому-нибудь на воспитание, пока он подрастёт?". Нет, это не был одесско-еврейский юмор. Пиня изрёк фразу совершенно серьёзно, с весьма глубокомысленным видом, чем довёл меня и Володю до колик: мы рухнули на свои кровати, дрыгали ногами и сотрясались от хохота.
Бедный, бедный Швандя! Не пришлось его отдавать кому-то на воспитание, не довелось ему подрасти... Жил по соседству с нашим домом мрачный низкорослый мужик, разводивший на продажу всякую мелкую живность. Он относился к тому типу малоразговорчивых и прижимистых куркулей, которые из-за копейки готовы перегрызть горло даже ближайшему родственнику. Однажды он окликнул Володю:
- Эй ты, длинноногий! У меня цыплята ходют, а твой кот повадился перелазить сюды через забор. Застукаю - убью на месте.
- Да он просто играет и травку нюхает.
- Я те поиграю и понюхаю. Сказал: укокошу, коли запрыгнет сюды! Ну как можно было уберечь нашего неуправляемого Швандю! Возможно, играя, он действительно мог погнаться за цыплёнком. Но чаще всего котик любил валяться в пожухлой осенней травке. Подхватит опавший с дерева листочек, опрокинется на спинку, оголив свой светленький круглый животик, и давай перебирать лапками, держа его в крошечных зубках. Вот в этот беззащитный животик и всадил заряд из самопала зверюга-сосед... Вся брюшная полость котика была разворочена... Вероятно, он умер мгновенно, не успев даже удивиться, за что его, добренького и весёлого, ещё не успевшего пожить на свете, так рано лишили жизни...
Тётя Анюта дала нам совочек, и Володя стал рыть могилку в мягкой податливой земле нашего садика. Ямку он сделал неглубокую, вынул из кармана носовой платок и устелил им дно. Аккуратно уложил изувеченного Швандю, в чьих неподвижных зубках застрял жёлто-зелёный листочек, которым он играл. Я прикрыл котика своим носовым платком, и Володя медленно, почти механически, тем же совочком начал засыпать могилку землёю. Поодаль стояла тётя Анюта и утирала глаза передником. А мы с Володей всё делали молча. Не помню, обсуждали ли злодейский поступок соседа. Скорей всего, нет. Ведь ненависть, как и любовь, надо заслужить. А сосед, кроме презрения, ничего не заслуживал. Помню лишь, что, подравняв засыпанную ямку, Володя хрипло сказал:
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |
|