И.Дунаевский, Л.Райнль. Почтовый роман.

Переписка И.О.Дунаевского и Л.С.Райнль. 1947 год.

Благодарю Вас за добрые пожелания, боюсь, что они невыполнимы. Ах, если бы Вы отыскали меня хоть на полгода раньше, многое могло бы не случиться! Ваше же молчание я сочла за нежелание продолжать дальнейшее знакомство.

Позвольте и Вам пожелать такого счастья, какого Вы заслуживаете.

Людмила

Москва, 12/XI-47 г.

Дорогая Людмила! Я ездил на несколько дней в Ленинград по делам постановки моей новой оперетты "Вольный ветер"¹⁷, поэтому немножечко опаздываю с ответом на Ваше письмо. Я его внимательно, очень внимательно прочитал. Да, Вы правы - оно меня очень расстроило и взволновало. Я никогда не был согласен с ходячей формулой, что жалость - плохое чувство, унижающее того, кого жалеют. Это не так. Я никогда бы не помыслил унизить Вас какой-либо стороной моих чувств и мыслей к Вам, но сознаюсь, что чувство огромной жалости к Вам овладело мной. Мне больно и жалко, что человек, такой хороший, пылкий и радостный, каким Вас готовила юность для будущей жизни, обязательно должен попасть именно в житейскую пакость, выбираясь из которой он должен познать всю горечь человеческих обид, несчастий и разочарований. Ну что ж! Как говорят французы: c'est la vie!¹⁸

Жизнь, жизнь! Остается только верить в хорошее и ждать. Скучное это занятие, но необходимое. А еще более необходимая вещь - это опыт. Он умудряет человека и позволяет ему избегать ошибок. Сейчас по всему видно, что философские разглагольствования не могут Вам помочь в том безрадостном состоянии, в каком находится Ваша душа. Мне хочется только молиться всем богам, чтобы она просветлела и чтобы Вам стало хорошо. Вы описали слишком кратко Вашу жизнь за последние годы, и многие звенья от меня ускользают. Я буду надеяться, в ходе нашей переписки эти звенья, если Вы того пожелаете, будут постепенно восстанавливаться. Поэтому я у Вас пока ничего спрашивать не буду. Но как бесконечно жаль, что нам не удалось встретиться в те немногие дни Вашего пребывания в Москве, когда Вы мне послали первое после длительного перерыва письмо. Мне почему-то кажется, что мое отношение к Вам было бы талисманом, охраняющим Вас от бед. Я хочу Вам несколько подробнее рассказать кое-что, близко соприкасающееся с этой моей уверенностью.

В жизни моей (а мне скоро 48) было несколько встреч с женщинами, которыми я горжусь, свойства и содержание которых, собственно, и составляют свойства и содержание самой моей жизни, моего творчества, моих убеждений и моего общего морально-этического облика. Я говорю "встреч с женщинами", но имею в виду вообще романтические переживания, начиная с периода юношеских, даже детских лет, когда моими "женщинами" были лучистоглазые девочки и девушки.

Воспоминания об этих замечательных переживаниях моей жизни [...] и впредь останутся для меня дорогими. Но в годы моей зрелости я пережил несколько встреч иного порядка. Я имею в виду встречи с незнакомыми людьми, то есть переписку с некоторыми девушками (именно девушками!), характер и формы которой довольно своеобразны и интересны. Это была переписка с одной девушкой из Вольска, с двумя из Ленинграда, с одной из Воронежа (драматически оборванная) и... с Вами. Эти письма начинались с хороших, человеческих простых выражений восторгов по поводу моего творчества. Надо Вам сказать, что в те годы я получал огромное количество подобных писем и, конечно, не мог на все отвечать. Но какие-то письма по совершенно трудно объяснимым причинам вдруг останавливали мое внимание. По едва уловимым нюансам речи, оборотов, форме выражений и вложенных в них ощущений я угадывал интересных людей, стоящих людей, чьи письма я не мог оставлять без ответа. Больше того, я скажу Вам, что мне хотелось самому получать от них письма, мне хотелось приблизиться к этим далеким существам которых, кроме Вас одной, я так и не видел до сих пор и которые, к сожалению, все исчезли с моего горизонта. Что же в этих встречах-переписках было такого, что осталось в моей душе дорогим воспоминанием? Это была радость! Хорошая, буйная, молодая радость, несшаяся ко мне и поддерживаемая мной. Это была, во-вторых, прекрасная дру.жеская сердечность, откровенность, которая иногда доходила до мелких бытовых "проблем". И, наконец, это было интересное и своеобразное "воспитание душ", тянувшихся ко мне через мою музыку [...] Я не обманул моих корреспонденток в их ожиданиях, и если судить по их письмам, зачастую отдававшим чуть-чуть влюбленностью (что вполне понятно), то они должны были сохранить обо мне такое же хорошее воспоминание, как и я о них.

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter