И.Дунаевский, Л.Райнль. Почтовый роман.

Переписка И.О.Дунаевского и Л.С.Райнль. 1947 год.

[Москва, июль 1947 г.]

Тов. Барбаш!

Не откажите в любезности сообщить мне, где находится в настоящее время Людмила Головина (Райнль) и ее адрес. Я буду чрезвычайно Вам благодарен и прошу извинить за беспокойство.

И.Дунаевский

[Саки, 3 октября 1947 г.]

Милый Исаак Осипович!

Как луч света, пробившийся с неба из-за черных туч, кругом обложивших его, и ожививший на мгновенье все вокруг, так и несколько Ваших строк, адресованных не мне, но выражающих желание найти мой след, осветили на миг мне душу.

Как это все-таки странно: в тяжелый для себя момент я вспоминаю и думаю о Вас, и Вы сейчас же откликаетесь письмом. Дело в том, что у меня уже длительное время и очень тяжело болен сынишка. Вчера я решила немного рассеяться, пошла в кино смотреть "Весну", привлеченная Вашим именем на афише¹⁵. В результате вспоминала и много думала о Вас. А утром - Ваше письмо, пересланное мне К.В. Барбаш.

Исаак Осипович, у меня хватило бы духу дожидаться Вашего письма, если бы не серьезное опасение за то, что это письмо, будучи посланным на старый адрес, не дойдет до меня.

Пользуюсь случаем поблагодарить Вас за тот светлый след, что Вы оставили в моей жизни. Всегда Ваш друг

Л. Райнль

3/Х-47г.

Москва, 22/Х-1947 г.

Милая, хорошая Людмила! Как я рад, что нашел Вас что могу Вам снова писать. Так получилось, что я прозевал Вас, ибо Вы дали мне для свидания такой короткий срок, что ни повидать Вас, ни дать Вам знать о своей радости я не мог. Я помню, что меня несколько дней не было в ЦДКЖД (объявление концерта Ансамбля с моей фамилией не означает моего участия в нем), и, прочитав Ваше письмо, я уже не мог броситься по Вашим следам. Да и жизнь тогда, помню, какая-то была сумбурная, полная забот и переживаний. Одним словом, письмо Ваше повисло, застыло, очутилось в моем ящике, куда долго не заглядывал. Были годы тяжелого раздумья, душевного одиночества, обиды и разочарований, когда никому не писал, не отвечал. Не хотелось... По сравнению с моим ленинградским периодом все как-то осело на одну ступень, жизнь в творчестве, в обществе приобретала новую окраску, исчезло кипение, задор, когда я находился в переписке и общении со всей страной. Меня многие забыли, а может быть, и потеряли мой след. Война и здесь внесла свои опустошения. Мой почтовый ящик большей частью наполнялся газетами и журналами, а не письмами моих далеких и близких, знакомых и незнакомых друзей. Вы - чуткая, хорошая душа. Я никогда не переставал думать о Вас таким образом, когда мысль бродила по жизни. Может быть, именно поэтому не стоит долго останавливаться на большом, но печальном периоде моей жизни. Скажу только, что я не изменился, ничто во мне не изменилось. Но... "делателям погоды" в сфере муз[ыкального] творчества понадобились кое-какие изменения в расстановке сил. Вот и все, собственно говоря. Захотите - расскажу подробнее. Надеюсь, что мы с Вами продолжим теперь и наше знакомство, и нашу светлую переписку. Так вот, вылезши из этого периода и сохранив нетронутой свою творческую гордость и честь, а заодно, конечно, и человеческое достоинство (высший дар!), я, по окончании крупной и напряженной работы над моей опереттой "Вольный ветер", почувствовал потребность в ответе на многие письма, лежавшие у меня по два-три года. Несколько вечеров я потратил на пересмотр залежавшейся корреспонденции, многое уничтожил за устарелостью, оставил 10-15 писем, на которые захотелось ответить. И вдруг... натыкаюсь на Ваше письмо. Почти с безнадежностью я написал и Стельмах и Барбаш (мало что могло произойти за эти годы!) и уехал отдыхать в Хосту (Сочи). Приехал вчера, и - Ваше письмецо, которого я совсем не ожидал. Вот теперь спешу ответить, спешу так, как спешат писать только своим возлюбленным. (Я надеюсь, что Вы меня правильно поймете и не обидетесь.) Спешу и потому и, если хотите, главным образом потому, что грустью и горечью веет и от Вашего старого письма, и от нового. Я ведь ничего не знаю. Вы пишете о тяжелой болезни Вашего сына и больше о себе не хотите ничего писать. Где Вы, почему Вы, что Вы, кто Вы, как Вы? Почему Саки? Почему Вы кочуете? Что за загадочная фраза: "У меня хватило бы духу дожидаться Вашего письма, если бы не серьезное опасение за то, что это письмо, будучи посланным на старый адрес, не дойдет до меня". Какой такой старый адрес? Я его не знаю и не знал после Вашего тульского пребывания.

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter