Михаил Булгаков. Оперные либретто.

Н.Шафер. Булгаков-либреттист

Стыдливо упрятанные среди других опубликованных произведений, оперные либретто Михаила Афанасьевича Булгакова предстают, наконец, перед читателем в виде отдельной книги. Почему же путь этой книги к читателю оказался столь долгим? Здесь нет ничего удивительного. Существует мнение, что булгаковские либретто не представляют особой художественной ценности, так как они писались не по душевному влечению, а по долгу службы. Как известно, писатель с осени 1936 года работал в Большом театре в качестве консультанта-либреттиста и, согласно договору, обязан был не только редактировать чужие либретто, но и писать свои собственные - по одному в год. Не секрет, что, берясь за очередное либретто, Булгаков хотел обеспечить себя материально, чтобы иметь возможность со спокойной душой свободно трудиться над главной книгой своей жизни - романом "Мастер и Маргарита".

Но здесь неожиданно возникает парадоксальная ситуация. Булгаковские либретто действительно тускнеют на фоне прозаических и драматургических шедевров писателя, но в то же время, как ни странно, имеют весьма важное значение для развития и обновления этого жанра в целом...

По имеющимся сведениям, круг музыкальных знакомств Булгакова был не мал: ему доводилось общаться с А.Спендиаровым, С.Василенко, С.Прокофьевым, Д.Шостаковичем, В.Соловьёвым-Седым, но чаще всего - с Б.Асафьевым и И.Дунаевским. Для композитора С.Потоцкого он написал либретто "Чёрное море" (с использованием некоторых моментов из пьесы "Бег"), для И.Дунаевского - "Рашель" (по рассказу Мопассана "Мадмуазель Фифи"). С Е.Петуниным писатель был готов приступить к работе над исторической оперой "Петр Великий", но затем отдал предпочтение Б.Асафьеву, с которым подружился в процессе сотрудничества над "Мининым и Пожарским".

Общение с Асафьевым - особая страница в творческой биографии Булгакова. Из их переписки, опубликованной в третьем выпуске сборника "Музыка России"¹, видно, как они симпатизировали друг другу, как широко звучала в душе каждого из них тема русского человека, борющегося за отечество. Были у них и размолвки - Асафьев иногда ревновал Булгакова к другим композиторам, а иногда ему казалось (и не без основания), что писатель прохладно относится к его музыке, хотя и хвалит её, - что не мешало им совместно отстаивать свои замыслы перед официальными инстанциями. В процессе сотрудничества выяснились их общие взгляды на отображение в опере исторических событий. В чём они заключались?

Во-первых, Булгаков и Асафьев категорически отказались подгонять изображаемые исторические события под "текущий момент", справедливо полагая в этом нарушение принципа подлинного историзма.

Во-вторых, они считали необходимым сосредоточить внимание на таких чертах русского национального характера, которые наиболее выпукло проявляются в переломные моменты истории. "Мне давно вся русская история представляется как великая оборонная трагедия, от которой и происходит русское тягло" ²,- писал Асафьев Булгакову в декабре 1936 года. Говоря о том, что борьба за оборону нерасторжима с великой жертвенностью, Асафьев ссылается на исторические факты, волнующие его воображение: "Трагедия жизни Пушкина, его "Медный всадник", Иван IV, жертвующий Новгородом; Петр, жертвующий Алексеем; Хмельницкий (Украиной в пользу Московии) и т.д. и т.д. - всё это вариации одной и той же оборонной темы"³.

В-третьих, они попытались отойти от популярных тенденций, которые Асафьев определил как "квасной кучкизм". Относясь с глубоких уважением к новаторским завоеваниям композиторов "могучей кучки", к тем завоеваниям, которые связаны с утверждением идеи народности в опере, Булгаков и Асафьев в то жe время полемизировали с идеализацией национального прошлого: в форме исторически-конкретного они выражали и общечеловеческое.

Как мы знаем, поиски глубокого, разумного и человеческого в своих персонажах вне зависимости от принадлежности их к определённым классовым сословиям и от совершенных ими поступков характерны для различных произведений Булгакова. Пьеса "Бег" поражает трезвой объективностью в оценке Хлудова. С одной стороны - полнейшая моральная деградация. С другой -искренность чувств, человеческое в бесчеловечном. Хлудов отвратителен как социальный тип, но не однозначен как человек (история с повешенным солдатом: повесил за трусость, а не за вспышку обличительства; история с медальоном: в эмиграции, как и Чарнота, проявляет гуманизм на фоне всеобщего озлобления и духовного опустошения).

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter