|
Исаак Дунаевский. "Когда душа горит творчеством..." Письма к Р.Рыськиной
* * *
В этом самом письме от 9/VI Вы задали мне вопрос насчет оперы. Я долго задумывался и задумываюсь над этими частями, идущими от многих людей советами писать оперу. Многие, очевидно, видят мои оперные возможности в моем мелодическом богатстве, в умении "пропеть чувство". Это конечно, важное свойство для оперы. Давайте условимся, что настоящий, всесторонний ответ на этот вопрос останется за мной. Пока же я Вам отвечу так, как отвечаю всем: нет хорошего либретто. Добавим то, что не говорю другим: я не вижу сейчас для себя возможности написать оперу на вечные темы человечества. Мы, советские композиторы, поставлены в очень невыгодное положение в сравнении с классиками. Чайковскому хорошо с "Онегиным" и "Пиковой дамой". Римскому-Корсакову хорошо со сказками насчет "Садко" и "Золотого петушка". Нам же дают Мальцева и Горбатова32. Я хотел бы видеть, что написал бы Чайковский на тему о колхозной бригаде! Я хотел бы слышать, какую музыку написал бы Римский-Корсаков, если Шехе-резада была бы звеньевой колхоза "Красный пахарь" или челночница Ф<абри>ки им<ени> Ногина! Я пока не нашел в окружающей жизни ни новой Кармен, ни нового Германа. И пока я не почувствую, что в окружающей жизни я смогу найти вечный, а не скоропортящийся образ героя или героини, которые могли бы стать персонажами такого условного жанра, как опера, до тех пор, видимо, работа над оперой будет для меня исключена. Очевидно, я не доживу до этого случая. Поэтому я и пишу то, что умею хорошо делать, и не мучаю себя на склоне лет несбыточными стремлениями.
Я Вас сердечно приветствую, желаю всяческих радостей и восторгов и крепко Вас целую.
Ваш И. Д.
20 сентября 1950 г.
Дорогая Рая! Все Ваши письма я получил. Я обязательно отвечу Вам подробно из Рузы, куда через час уезжаю работать. В Москве совершенно не дают сосредоточиться.
Путевка у меня на месяц, но я буду приезжать в Москву еженедельно на два дня: пятницу и субботу. Это мои особенно "заседательские" дни. Я очень радовался наступавшему лету и уже заранее предвкушал, как будет красиво в Рузе. Но вчера вечером и сегодня погода испортилась, радио предвещает дождь и ветер. Одним словом, кажется, и осени хорошей не будет. Для работы в Рузе это, пожалуй, неплохо (меньше соблазнов погулять), но вообще это противно, особенно в одиночестве.
Из Рузы же я напишу Вам о некоторых событиях на фронте "Летающего клоуна", которые, по-моему, отдалят постановку. Так что Вы, по крайней мере сейчас, не стройте точных планов своего отпуска.
<...> Неизменно Ваш друг И. Д.
23 сентября 1950 г. Москва
Дорогая Рая! Я уже, кажется, писал Вам, что опять удираю в Старую Рузу работать и что в пятницу буду возвращаться до воскресенья в Москву на всякие заседания. Позавчера вечером в Рузе написал Вам большое письмо - и вот надо было такому случиться: забыл его на столе, и оно, бедное, лежит там, а я нахожусь в Москве33.
Подумал я о том, не есть ли это какое-нибудь знамение. Действительно, письмо мое, являющееся ответом на многие Ваши вопросы, написано довольно беспорядочно. Я там писал, что, не имея под руками Ваших последних писем, я не могу шаг за шагом следить за Вашим ходом мыслей. Сейчас, в Москве, я имею возможность перечитать Ваши письма и решить, в какой мере моя забывчивость оказалась на этот раз полезной. Может быть, я напишу Вам вообще иначе.
В Рузе в первый свой "заезд" я пробыл двое суток, из которых часть времени (ночь на четверг и весь четверг до вечера) я был болен желудком (что-то съел нехорошее), а вечером в четверг писал Вам письмо. Так что мои творческие результаты пока очень малы. Но с завтрашнего дня я уже вхожу в твердый план. Постараюсь больше не отвлекаться никакими болезнями.
|