Несмотря на лапидарность этого письма, из него неопровержимо вытекают два факта: 1) принципиальный отказ Булгакова пойти на какой бы то ни было творческий компромисс; 2) стремление администрации Большого театра "отвлечь" Дунаевского от злополучной оперы и переключить его творческое внимание на другой жанр и другой сюжет. "Оба вопроса" так и остались неразрешенными. Первый из них сразу же отпал после смерти Булгакова. Второй - затянулся до начала 50-х годов, когда Дунаевский должен был сдать в Большой театр партитуру балета "Свет". Композитор так и не приступил к сочинению музыки, потому что сомневался, может ли колхозная электростанция быть темой для балета "Нам не удалось закрепить связи с композиторами И. Дунаевским и В. Оранским, поскольку они не выполнили данных ими обещаний", - констатировал бывший директор Большого театра А. Солодовников9.
- Я хочу написать оперу о сильных чувствах, о любви, о женщине. Хочу написать "Кармен".
Эти слова, произнесенные Дунаевским в 1951 году на творческой встрече с преподавателями и студентами Горьковской консерватории, послужили поводом для упомянутого ранее фельетона. Но в свете рассказанной истории нетрудно сделать вывод, что композитор на протяжении десятилетий был верен избранной теме. "Рашель" - все та же Рашель в образе Кармен - продолжала волновать его воображение до конца жизни. И "Цыганочка" Сервантеса привлекла его именно потому, что в главной героине он распознал знакомые черты... Да и в самом сюжете новеллы - любовь знатного кавалера к таборной цыганке, дитяти отверженного племени (неважно, что героиня оказалась мнимой цыганкой), Дунаевский уловил знакомую горько-сладостную линию Люсьена-Рашели...
Остается добавить, что "Рашель" в кардинально измененном виде все же была воплощена в музыке, но только другим композитором. В годы войны Маргарита Алигер переработала либретто для Р. Глиэра, который написал одноактную оперу "Рашель", не получившую широкой известности. Концертное исполнение оперы состоялось в Москве в 1947 году. Дирижировал С. Делициев...
*
... Да не будут омрачены последние страницы этой книги рассказом о неудавшихся попытках Дунаевского создать оперу. Яркие вспышки творческих взлетов композитора столь же поучительны и интересны, как и его неудачи, из которых он всегда извлекал уроки. Главное, что он с честью сумел подойти к рубежу, за которым должны были последовать опера "Цыганочка" и концерт для скрипки с оркестром. И если этот рубеж не был перейден, то только лишь потому, что композитор преждевременно умер. Умер на пороге рождения "нового Дунаевского"...
Сейчас предстоит огромный труд по изучению и систематизации неисчислимого количества забытых музыкальных произведений композитора. Уже более четверти века прошло с тех пор, как Дмитрий Шостакович высказал пожелание, чтобы музыковеды приступили к изучению всего наследия Дунаевского, "начиная, быть может, даже с фортепианных сонат и пьес для скрипки, написанных им еще в детстве"10. И хотя за это время успело выйти в свет солидное тринадцатитомное собрание сочинений Дунаевского, слова Шостаковича не потеряли своей актуальности, раннее творчество композитора по-прежнему остается вне поля зрения музыковедов.
В чем же смысл изучения раннего творчества Дунаевского? Именно в ранних сонатах, квартетах, фортепианных пьесах композитор стремился угадать те сложности и подводные рифы, которые встретятся ему в конце творческого пути, на пороге обновления своего стиля. И именно они, эти ранние сочинения, снова и снова убеждают нас в мысли, что емкость и серьезность "легкой" музыки Дунаевского проистекают из его углубленного постижения духа русской классики.