|
Н.Шафер. Дунаевский сегодня. Дунаевский и оперетта
Между тем за последнее время в печати начинает пробиваться теория, что в оперетте... уже и петь необязательно. В этом отношении характерна рецензия Р. Дин на оперетту О. Фельцмана "Старые дома" в постановке Харьковского театра музыкальной комедии. С завидной прямолинейностью Р. Дин объявляет, что пение в современной оперетте - это дурная традиция, от которой надо избавиться. Критикуя театр за "традиционность", рецензент черным по белому пишет: "Вот эта-то традиционность постановочного решения и привела, на наш взгляд, к различного рода издержкам. Быть может, лучше было бы решить спектакль в жанре водевиля - пьеса к нему тяготеет. А следовательно, отказаться от опереточного шаблона, которым пронизаны вокально-хореографические интермедии. Зачем, спрашивается, заставлять молодых героев выкладываться в вокальном искусстве, если это у них не получается - не лучше ли прибегнуть к речитативу?" Автора рецензии явно раздражает, что герои поют. Критикуя "слащавую пантомиму", он далее продолжает:
"Столь же слащавы и дуэты, где исполнители поют - поют во что бы то ни стало, напрягая связки, форсируя звук... Неужто желание во что бы то ни стало соблюсти жанровые традиции принуждает к отказу от решения художественных, образных задач?"6. Заметим: рецензент возмущен не тем, что герои плохо поют, а тем, что постановщик спектакля В. Дубчак не приспособился к артистам и не пошел на компромисс. И какая солидная база подведена под тезис, что пение в таких случаях - это шаблон: оно, видите ли, мешает решению "художественных, образных задач". Вот уж действительно "задушевные мечты" об идеале оперетты в будущем: водевильное представление с жиденькой аранжировкой и с речитативом...
Любопытное явление. Процесс "облегчения" оперетты вызывает совершенно неожиданную реакцию у некоторых деятелей этого жанра. Они начинают искать помощь "со стороны". Уже всерьез ведутся разговоры о том, что мюзикл, сочетающий в себе комические и трагические компоненты, призван спасти опереточную драматургию. А кое-кто хотел переименовать Московский театр оперетты в Театр музыкальной драмы и комедии.
Но не ведут ли подобные тенденции к ликвидации оперетты вообще? На сцене Московского театра оперетты шли хорошие музыкальные спектакли - "Товарищ Любовь" (музыка В. Ильина, либретто Ю. Рыбчинского по пьесе К. Тренева "Любовь Яровая"), "Неистовый гасконец" (музыка К. Караева, либретто П. Градова по пьесе Э. Ростана "Сирано де Бержерак") и подобные им. Но истинными опереттами эти спектакли никак не назовешь. Они действительно предназначены для Театра музыкальной драмы и комедии. Но почему такой театр надо создавать именно на базе Московского театра оперетты, а не независимо от него?
Оперетта остается опереттой. У нее, как и у старшей сестры - оперы, есть периоды расцвета и периоды кризиса. И оптимисты верят, что на опереточной сцене снова восторжествуют легкость, изящество, остроумие и подлинная музыкальная драматургия...
Увы, эти будущие золотые времена вряд ли вернут Дунаевского на театральную сцену: есть опасение, что его опереточная музыка по-прежнему будет звучать лишь фрагментарно... Что же мешает "возвращению" композитора на сцену? Где здесь основная причина?
Исследователи творчества Дунаевского справедливо сопоставляют судьбу его оперетт с судьбой оперетт Иоганна Штрауса. Подобно Штраусу Дунаевский создавал музыку, которая значительно превосходила продукцию либреттистов. И вот разрыв между примитивной пьесой и глубиной музыкального содержания привел к тому, что из 12 его оперетт на современной сцене удержались лишь 1-2, да и то их мудрено обнаружить в каком-либо театре...
Примитивный сюжет расхолаживает даже вполне подготовленного слушателя, не давая ему возможности по-настоящему полюбить музыку. Вот характерный случай. Вероятно, те читатели, которые когда-то прочитали замечательный человеческий документ - Дневник Нины Костериной, - до сих пор его не забыли, хотя со времени публикации прошла почти четверть века. Со страниц дневника перед нами предстает обаятельный образ русской девушки, которая добровольно пошла на фронт и погибла в декабре 1941 года. Обратимся к записи, сделанной 5 декабря 1938 года:
"Книги и театр все бОльшими и бОльшими друзьями становятся для меня.
|