Мы живем в трудное время. Трудно оно для человеческой психики, трудно оно и для искусства. Перед ним поставлены большие задачи, и надо признать одно из двух: или искусству непосильно эти задачи выполнить, или сами задачи не находятся в категории искусства.
Музыка - это искусство человеческих эмоций. Эмоции не могут быть разложены по творческим ящичкам, а тем более -одинаково быть объяснены. В музыке эмоция ужаса, например, для одного может быть ужасом, для другого - музыкальным выражением уличного шума: В описательной, иллюстративной музыке одному будет казаться, что это идут слоны, а другому - что это завод работает. Музыка не мыслит рациональными категориями, но музыка может и должна выражать эмоциональное выражение автора к явлениям жизни. В музыке нельзя передать стахановский рекорд, но можно выразить радость по поводу рекорда.
Но радость бывает только одна, как бывает только одна печаль. Невозможно в музыке выразить радость -одну по поводу рекорда каменщика Орлова, другую по поводу рождения сына, а третью по поводу удачного объяснения в любви. Радость каждый композитор может выразить по-своему, в зависимости от его таланта, мастерства, но всегда Вы отличите радость от печали, за исключением тех случаев, когда композитор бездарен. Эти, казалось бы, простейшие формулы искусства музыки тонут в море начетничества и не менее догматических требований. Видите ли, в нашей радости нет образа труда, отношения к советскому человеку, строящему коммунизм и т.д. Да в музыке и нет таких нот и приемов, которые предназначены для коммунистических строителей или поджигателей войны. В музыке есть эмоциональный образ. Слушая скерцо из 6-ой симфонии Чайковского, Вы заражаетесь грандиозным вихрем движения, огромной волевой и жизнеутверждающей силой средней маршевой части, где зазывно и победно перекликаются медные инструменты. Я не знаю, как можно лучше передать такой музыкой человеческую радость, оптимизм, веру в себя, в людей, в будущее. А Чайковский вовсе не посвящал своей музыки строительству Куйбышевской гидростанции. Поэтому все идиотские разговоры об образах, о современности (трактуемой пошло и начетнически) сковывают музыку, вынуждают авторов на обман и самообман. Не верьте композитору, когда он говорит, что в своей музыке он хотел выразить величие нашей эпохи. Он хотел выразить величие. И в этом ему можно поверить. Вы понимаете, в чем разница? Величие как эмоциональное отношение автора к великому, а не величие того-то или чего-то.
Бетховен посвятил свою Героическую 3-ю симфонию Наполеону Буонапарте. Потом он, разочаровавшись в Наполеоне, снял это посвящение, но героичность музыки осталась, и она применима ко всему героическому. Похоронный марш оттуда играется всегда, когда умиряет кто-нибудь из наших крупных деятелей. Почему? Потому, что играется эмоция, заключающаяся в печали, высокой скорби по чему-то или кому-то, безвозвратно утерянному великому. Другое дело, что существует правильное музыкальное выражение эмоции и ее направление - и неправильное. Нельзя, например, отношение к величию Сталина музыкально выражать легкой полечкой. Это будет издевательство и будет выражать антисоветское отношение к образу великого человека - Сталина.
Я вспоминаю грандиозное впечатление, которое произвел на меня похоронный марш из оперы Вагнера "Сумерки богов". Это сверхгениальная музыка. Эта музыка скорби по грандиозному, утраченному, по ушедшему из жизни герою. Это - смертное расставание с огромной мечтой всей жизни. За этим - мрак, холод, пустота. Такую музыку нельзя играть на смерть даже самого выдающегося управдома. Это уже будет издевательство над музыкой. Вы понимаете меня, Людмила?
На этом я прошу Вашего разрешения прервать письмо, которое я пишу уже более двух часов. Через несколько дней я его буду продолжать и перейду к вопросам текстовой музыки (то есть к музыке, где смысл выражен словом). Я постараюсь в целом дать ответ на Ваши вопросы. Пока я прошу не выражать Ваших мнений до окончания всех моих высказываний.
Рад и счастлив Вас поздравить с началом учебного года и хорошей погодой, которая, кажется, начинает портиться.
Завтра уезжаю в Рузу - работать. Буду приезжать на два дня в неделю - в пятницу и субботу.
Пишите, не забывайте.
Ваш И.Д.
Я прошу Вас моих писем не читать никому!
Старая Руза, 26 сентября 1950 г.
Милая Людмила! Продолжаю свое письмо. Если бы Вы знали, как здесь хорошо! Осень чертовски красива, хотя я не люблю смотреть на умирание природы. Сегодня был чудесный день, и я много гулял, решив отвлечься от работы и набраться воздуха, полного ароматами падающей листвы. Но... к теме!