|
И.Дунаевский "Если Вам нужны мои письма..." Письма к Л.Вытчиковой. Пиcьма И.О.Дунаевского к Л.Г.Вытчиковой. 1950 год.
Вот почему я предпочитаю хороший очерк или научно-популярную книгу. Вот почему я с удовольствием читал "Подпольный обком действует" Федорова,3 потому что это не роман, но это подлинная жизнь, где нет описаний любви, но зато есть великолепные зарисовки героической партизанской жизни без прикрас и, что называется, "глядя правде в глаза".
Я пока заканчиваю это письмо и желаю Вам всяческих благ и успехов.
С искренним и сердечным приветом
Ваш И.Д.
8.IX. Прождал напрасно Вашего звонка и отправляю письмо по адресу института.
19 сентября 1950 г.
Дорогая Людмила! Я получил Ваше последнее письмо и хочу уплатить Вам долг свой, выражающийся в ответе на Ваши музыкальные вопросы.
Прежде всего хочу Вам сказать одно общее соображение: вершину горы нельзя видеть с подножья . Только удалившись от нее, Вы можете все лучше и яснее видеть вершину. Многое, чем мы сейчас восхищаемся в искусстве прошлого, для того времени было не так заметно. Явления искусства часто оцениваются потомками лучше, чем современниками. Конечно, при жизни своей и Чайковский, и Глазунов, и Р<имский>-Корсаков, и многие другие корифеи музыки пользовались большим признанием и уважением. Это не мешало, однако, их противникам резко критиковать отдельные произведения и совсем не признавать за ними того высочайшего качества, какое выяснилось потом, благодаря истечению времени. Мне довелось недавно прочитать старые рецензии на "Пиковую даму". Там очень точно и убедительно отмечался ряд крупных слабостей, хотя не отрицалась общая талантливость музыки. Вам известно, вероятно, как в свое время музык<альная> общественность нападала на "Ивана Сусанина", как люди разделились на "сусанистов" и "русланистов". Другими словами, высказывание различных точек зрения на музыкальные явления, возможность споров и дискуссий на страницах печати держали композиторов и их произведения на своего рода привязи, делало авторов обыкновенными людьми, которые могут и ошибаться. Глинкинскую музыку могли называть мужицкой, музыку Чайковского - хныкающей и банальной, музыку Скрябина - какофонией и т.д. Не было у современников единой, предначертанной точки зрения. Посмотрите, что происходило и происходит в наше время. Можно ли было несколько лет тому назад выругать Шостаковича? Прокофьева? Нет! Всё было гениально. Было установлено (кем, так и неизвестно), что они гениальны и их произведения, всё, что выходило из-под их пера, не подлежало иной оценке, кроме положительной. Можно ли было написать в газету иное мнение? Нет, нельзя было. А в это время в редакциях и на радио лежали тысячи писем, протестовавших против этой "гениальной" музыки. Прокофьевская грудь увешана пятью медалями Сталинск<их> премий, Шостаковическая - тремя или четырьмя и т.д. Что же удивительного в том, что в один прекрасный день на этих людей обрушивается удар, срываются с них все одежды, весь блеск наряда, и они, голые, предстают на посмешище народа? Этого бы никогда не было, если бы эти люди не находились в положении постоянной непогрешимости. Чайковского и Глинку, Мусоргского и Скрябина можно было критиковать, а Прокофьева - нет.4
А.В.Александрову было присвоено прилагательное "выдающийся композитор", в то время, как, справедливо говоря, ничего, кроме двух хороших песен, каких у нас много, он не создал. Но посмеет ли кто-нибудь написать, что покойный был, прямо скажем, весьма посредственный музыкант и очень хороший хоровой регент? Вот этот уклад нашей общественности, состоящий из предначертанных мнений, оценок, эпитетов, страшно вредит искусству, сковывает его, лишает воздуха. Мы, как китайские болванчики, кланяемся то направо, то налево, то вверх, то вниз. Я понимаю, что существует громадная и важная политика, что она дает какие-то генеральные направления во всем. Но в искусстве должна быть свободная, большая дискуссия, возможность агитировать за любое мнение, основанное на честных и убедительных доводах. Этого у нас нет, и оттого страдает искусство, оттого оно не может расправить крылья. По каким нудным и точно размеченым дозировкам идет у нас критическая рецептура! А между тем постепенно накапливается живое, человеческое, разумное отношение, годами не могущее прорваться наружу, и приводит оно к взрывам, катастрофам, огромным кризисам и человеческим мучениям. И иначе не может быть, потому что это разумное рано или поздно должно взять верх. Так получаются все эти кампании по борьбе с формализмом, натурализмом и прочими измами. А народ, оказывается, давно ведет эту борьбу: он не желает слушать плохие сочинения, он выключает радиоприемники, он пишет протестующие письма и т.д. И если бы этому настоящему, не искусственно созданному общественному голосу всегда давался выход наружу, то никаких формализмов не было бы; они задохнулись бы в народном пренебрежении. А мы ждем, ждем, пока раздастся трубный глас "сверху", дадут нам очередной нагоняй, и тогда машина завертится в обратном порядке. Кто хвалил Шостаковича? Такой-то и такой-то? Вон его! Ату его! Кто два года назад под улюлюканье и свист говорил, что Шостакович -дрянь? Давай его сюда, на секретарское место в Союзе композитров! И так далее, в таком духе - до следующего "поворота". И так мы прыгаем, суетимся, что-то говорим, кричим, стучим себя по всем местам. И что самое страшное: все мы имеем свое мнение, честное, хорошее, основанное на больших государственных интересах. Но как редко мы его честно же и высказываем. Нашим языком овладел бес стандартного, раз навсегда определенного инструкцией мышления. Опасно его высказывать не потому, что тебя посадят за него в тюрьму, а потому, что тебе сразу же припишут то, что ты и в помыслах не имел, сразу найдутся людишки, которые пожелают на этом создать себе общественный капиталец. И вот получается, что, будучи политически очень консолидирован нами, прекрасно понимая задачи творчества в наше время, целиком разделяя политику партии в вопросах искусства, мы, деятели искусства, в практике своей представляем разрозненный цыганский базар, шумный, говорливый, болтливый, несобранный. Все кричат: "Давай, давай!" А что давай? Как давай? И тут начинается обман других, обман себя, подделка, мистификация и ловкость рук с мошенством и без.
|