Мне только казалось, что положение самостоятельно и изолированно живущего человека было для Вас очень положительным фактором. Одиночество, говорят, плохо. Но это относится к одиночеству душевному, а не житейскому. Одиночество, по-моему, раскрепощает волю, разум и дух, освобождает от десятков бытовых мелочей.
На Ваших письмах, если хотите знать, лежала всегда печать вот именно такой свободы мысли и чувств, распоряжения своим временем и чувством. Поэтому если бы у Вас нашлась возможность обеспечить матери покой и уют вне сожительства с Вами, то это было бы для Вас лучшим решением этого безусловно серьезного вопроса. Но, конечно, прошу мой совет не очень близко принимать, так как, повторяю, я исхожу из абстрактных рассуждений. Жизнь может диктовать другое.
Вы можете себе представить, как приятна радость свершения, когда становится вдруг тихо во всем существе, когда не звенят в голове звуки тем, иногда с мучительным напряжением притягиваемых из каких-то глубин мысли только потому, что завтра в таком-то часу обязательно, во что бы то ни стало, надо это написать.
Я очень люблю творческую работу, и чем она напряженнее, тем радостнее становится моя жизнь, тем плотнее наливаются кровью мои артерии. И все вокруг замечают этот действительно высокий тонус моего настроения и необычный блеск моих глаз. У меня часто спрашивают, сколько я выпил, в то время как я маковой росинки не имел во рту. Вместе с тем работа для кино очень мучительна потому, что все свое творческое вдохновение приходится вкладывать в строгий метраж, в определенное количество минут и секунд. Часто появляется хорошая, счастливая тема. Пускаешь секундомер и... увы! То больше требуемого, то меньше! Приходится пилить себя, резать или, наоборот, увеличивать первоначальный замысел, а иногда и калечить его. Пожалуй, работа в кинокартине есть самоотверженный, творческий подвиг во имя общего целого. И, во всяком случае, эта работа требует высокой техники и сноровки.
Но все уже позади! Теперь я хочу, не остывая, ринуться на оперетту. Тут я полный хозяин! Работу по оперетте я забросил, и теперь надо снова окунуться в иную атмосферу чувств, образов и переживаний. Но я сейчас полон сил и настроения, и мне кажется, что справлюсь с трудностями. Главное, чтобы мне дали возможность работать!
Между делом я написал две песни, посвященные 70-летию Сталина: "Письмо матери" и "Окрыляющее слово". Песни эти произвели переполох по своему неожиданному решению темы. Певцы и певицы испытали род нервной горячки в погоне за клавирами. Успех этих песен очень значителен, что меня радует. Не посчитайте меня нескромным, если я скажу, что это - злоба дня нашей концертной эстрады. Но, конечно, на пути этих песен выросли разные препоны в лице всяких строгих дядь и теть, которые в своих привычных инструкциях не предусмотрели такого оборота решения творческой темы. Дело в том, что многие в публике умиленно вытирают глаза. Дело также в том, что в музыке нет ни одного громкого аккорда, ни одной высокой ноты. Как же в самом деле поступить чиновникам с песней, где старая мать пишет Сталину письмо из Руана и говорит:
И пусть Вы не верите в бога, Но я каждый день, признаюсь, В своей комнатушке убогой За Ваше здоровье молюсь.
Как быть с непредусмотренным в сих торжественных случаях богом? Как быть с простотой песни, которую проф<ессор> Гнесин публично назвал классической? А где громкие аккорды в басах? И вот в то время как публика орет "бис", на радио снимают эти песни с праздничных передач и вот уже больше недели советуются в ЦК партии, как поступить с богом.
Чтобы прикончить эту возню я, кажется, возьму и напишу Сталину.
Но во всяком случае, чем бы это ни кончилось, порадуйтесь за Вашего Дунаевского, который иногда выпускает еще свои творческие клыки. Боже мой, сколько людей за последние годы радовались тому, что, как им казалось, Дунаевский исписался! Торжествовали они рано. Изредка я бью их по голове весьма ощутительно. Почему изредка? Потому что здесь много "потому что". И прежде всего потому, что мне надо выпускать в свет только хорошее. Срывов мне не прощают. Я думаю, что "Веселая ярмарка" явится очередным ударом, хотя, пожалуй, уже все убедились в том, что причислять меня к творческим трупам еще рановато.
Мы с Вами на эти темы еще поговорим.
Москва грандиозно отпраздновала 70-летие И.В. Сталина. Мне как творцу надлежит видеть в событиях окружающей жизни ту романтику, которую, может быть, не все ощущают. Но не надо здесь никаких романтических взглядов, чтобы сказать, что Сталин является величайшим человеком не только нашей эпохи. В истории человеческого общества мы не найдем подобных примеров величия и грандиозности личности, широты популярности, уважения и любви. Мы должны гордиться, что являемся его современниками и пусть крохотными сотрудниками в его деятельности. Как часто мы (особенно молодежь) забываем, что одним воздухом дышит с нами, под одним с нами небом живет Сталин. Как часто у нас кричат: "Дорогой, любимый Сталин!", - а потом уходят в свои дела и пакостят на работе, в жизни, в отношениях к людям, друзьям, товарищам. Сосуществование со Сталиным требует от его современников безграничной чистоты и преданности, веры и воли, нравственного и общественного подвига. Сама жизнь Сталина является примером такого подвига во имя лучшей жизни на всей земле.