Крепко целую Вас, моя Рая, и желаю Вам самого лучшего. С нетерпением жду Ваших писем.
Ваш И. Д.
1 декабря 1949 г.
Раиса, дорогая! Вы написали письмо и умолкли. Почему такая приверженность закону взаимности при оборачиваемости писем? Давайте не будем обязательно дожидаться ответов друг друга. Конечно, Вы тратите, как и я, на письма некоторое время, которое с пользой могло бы быть потрачено на что-нибудь другое. Но ведь абсолютного "вакуума" у нас не бывает. Всегда что-то одно неизбежно вытесняет другое. Но мне думается, что в настоящий момент именно я должен пользоваться некоторой привилегией в переписке. Я уже писал Вам об огромном напряжении, с каким мы все, авторы "Веселой ярмарки", торопимся выпустить фильм к сроку. Учтите также, что существует очень деловая переписка, вынуждающая меня иногда садиться за короткие ответы моим деловым адресатам. Секретаря у меня давно уже нет. Поэтому выходит так, что для душевной беседы не соберешь ни мыслей, ни времени, ни сил. Вместе с тем именно в период большой творческой работы мне необходимы Ваши конвертики.
Кстати, отвечаю на Ваш вопрос. Он, как это ни странно, связан со всей системой моей жизни, о которой расскажу при встрече. Пока же ограничусь тем, что скажу так: на Можайском шоссе15 вся моя личная жизнь, переписка и все остальное находится вне всякого контроля и вмешательства. А живу я все там же на Можайском шоссе, в тесной 48-метровой квартире, предоставленной мне Министерством путей сообщения в начале 1945 года. Кратко скажу также, что моя "система" жизни, бредовая, тяжелая, раздирающая, вместе с тем дает мне почти неограниченную свободу действий, мыслей, личной жизни, полное невмешательство в мой внутренний мир, остающийся только моим личным делом. Я к этому привык за многие годы. Но эта привычка таит в себе массу опасностей. Вот и все, что пока скажу Вам.
Вместе с моей всегдашней радостью, связанной с Вашими письмами, я хочу Вам сейчас передать мое настойчивое желание, чтобы Вы немедленно разыскали №№ 9 и 10 "Нового мира" и прочитали первую часть романа Каверина "Открытая книга". Так как теперь очень редка настоящая литература, то есть литература высокого, мастерского класса, то Вы поймете, почему я с величайшим удовольствием, отрывая часы у своего сна, прочитал это произведение. Как иследовало ожидать, вокруг этого романа началась туманная пляска. Очевидно, автор недопустимо отступил от привычной рецептуры и схемы. Беспрецендентно то, что в "Известиях" появилась уже статья о неоконченном и недопечатанном романе. Статья называется "Нераскрытый образ". Весьма неубедительное критическое брюзжанье еще более укрепило мое превосходное мнение об этом романе. Но... увы, уже в № 11 журнала продолжения романа не замечено. Полагаю, что, в лучшем случае, автору приходится сейчас вставлять в роман то, что ему не хочется, и выбрасывать оттуда то, что написано кровью его сердца. Sic!16
Разрешите, Раинька, на этом закончить мое письмо и перейти к партитуре "Кубанской пляски", запись которой назначена на послезавтра.
Крепко целую Вас и обещаю писать при малейшей возможности.
Ваш И.Д.
Р.S. Зима наступила! <...>
Р.Р.S. Я написал две совершенно необычные песни о Сталине. Посмотрим, как будут они встречены. Ведь они тоже вне "схемы"17.
23 декабря 1949 г.
Дорогая Рая! Вместе с Вашим письмом, нарушившим условленное молчание, и я закончил период напряженной работы над музыкой "Веселой ярмарки". В Вашей жизни появились новые важные заботы, которые надо решать таким образом, чтобы все было хорошо. Это, конечно, весьма малоостроумный совет, но, право же, я больше ничего не могу Вам сказать, так как мало осведомлен о Ваших житейских и бытовых делах.