|
Наум Шафер. День Брусиловского Последний аккорд
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |
Трудно сказать, сколько длилось наше забытьё... Но очнулся я от слабого дуновения ветерка, открыл глаза и увидел прямо перед собой загорающийся лучик восходящего солнца. И дрожащим голосом стал тихо напевать мгновенно вспыхнувшую новую мелодию. И, придя в восторг от собственного открытия, вскричал:
- Наташа, проснись! Я нашёл музыкальную тему для рассвета. Рассвет в горах Кавказа из оперы "Печорин". Ну проснись же!
Наташа мгновенно вскочила. Я вслед за ней. И... оба мы обомлели. Не так уж далеко, внизу у горного подножия, расстилалась пропавшая Малороссийка. Значит, мы не заблудились! Кружась беспечно среди карликовых хребтов, мы всё-таки шли правильным путём. Неужели нас вёл сам Господь Бог?
Взявшись за руки, мы с криком "Ура!" ринулись вниз, и я ликующе завел. Запел ту же мелодию, которая превратилась в неожиданный апофеоз. Я пережил незабываемый момент глубокой связи жизни и творчества. Одна и та же тема восхода солнца чудодейственно преображалась благодаря разрастанию аккордики и меняющегося темпоритма. Не хотелось придумывать побочную тему. В противном случае это было бы равносильно тому, чтобы помогать Солнцу освещать мир при содействии других маленьких светил.
Захотелось немедленно нотировать свой "Рассвет" и тут же отправить его Брусиловскому. Не помню, удалось ли мне отоспаться в библиотеке хотя бы пару часиков после романтической ночи в горах, но помню, что Наташа воскликнула "С ума сошёл!", когда я ей объявил, что иду в колхозное правление, чтобы узнать, идёт ли сегодня машина снова в Самарку. Там в районном клубе, находилось хорошо настроенное пианино, и мне удалось бы срочно сделать клавир и моментально отослать его Брусиловскому из почтового отделения той же Самарки.
И вот я уже сижу в Самарке за пианино, лихорадочно работаю над клавиром, то и дело поглядывая на часы: не опоздаю ли я? Надо успеть к пяти часам вечера закончить работу, успеть забежать в почтовое отделение и отправить в Алма-Ату пакетик; а потом стремглав добежать до постоялого двора и сесть в машину, возвращающуюся в Малороссийку. Поражающее двуединство творческого вдохновения и бытового расчёта!
Работал я по-стахановски и закончил клавир на час раньше - к четырём часам. Успел даже придумать короткую записку: "Дорогой Евгений Григорьевич! Убеждён, что сейчас случилось то, что вы хотели".
Но тут началось нечто непонятное. Вместо того чтобы не спеша пойти на почту, а потом отправиться на постоялый двор, я, закрыв крышку пианино, долго сидел на стуле, обхватив голову руками. Прошёл час, потом ещё полчаса.
В половине шестого я пришёл на постоялый двор, держа в руках сумку с неотправленным клавиром.
Приехал в Малороссийку около восьми часов вечера. Увидев мой несчастный вид, Наташа встрепенулась:
- Что случилось? Отправил "Рассвет" Брусиловскому?
- А зачем его отправлять? - глядя в сторону, ответил я. - Ведь он получил бы его не из Свердловска, а из какой-то неведомой Самарки.
Так закончилась моя первая попытка возобновить творческую связь с незабвенным учителем. Вторая попытка произошла примерно через год, когда Наташа уже собиралась стать матерью и мы с ней переселились на опустевший рудник Джумба в одну из покинутых квартир с деревянным полом и русской плитой. Серьёзным основанием для второй попытки послужило окончание моей работы над оперой "Печорин", клавир которой я отправил в Алма-Ату В.Л.Мельцанскому. Но мысль, что я "изменил" Брусиловскому, не давала мне покоя. И я решил выполнить ещё одно его задание - расчленить свою бедную румынскую мазурку из оперы "Печорин" на вокальный цикл. К счастью, мне неожиданно попались стихи Михаила Эминеску, которые я прежде знал в оригинале, теперь обзавёлся ими в прекрасных русских переводах.
Как же это произошло? У Наташи оказалась, уникальная хрестоматия по зарубежной литературе, выпущенная учебно-педагогическим издательством Министерства просвещения РСФСР в Москве в 1950 году. Предназначалась она для старших классов средней школы. Толстенная книга в 776 страниц! Считаю необходимым перечислить авторов, чьи произведения или фрагменты из них вошли в неё. Почему? Потому что эта книга проливает особый свет на систему образования в Советском Союзе. Пусть читатели, в чьи руки попадёт моя книга, поразмыслят над тем, как советская власть заботилась о духовном просвещении молодого поколения. Этот перечень особенно актуален именно в наши дни, когда уроки, даже по русской литературе, сведены до минимума, почти до нуля. Вот список имён, вошедших в школьную хрестоматию советских времён: Гомер, Бокаччо, Шекспир, Сервантес, Корнель, Мольер, Свифт, Бомарше, Гёте, Шиллер, Байрон, Беранже, Гюго, Мицкевич, Петефи, Гейне, Бальзак, Диккенс, Эжен Потье, Жан-Батист Клеман, Христо Ботев, Михаил Эминеску, Эмиль Золя, Марк Твен, Верхарн, Ромен Роллан, Анри Барбюс, Юлиус Фучик, Луи Арагон, Говард Фаст, Иоганнес Бехер, Пабло Неруда... И эта Хрестоматия была издана всего лишь пять лет спустя после окончания Великой Отечественной войны! Страна ещё не залечила раны, нанесённые войной, но она не переставала заботиться о духовном развитии молодого поколения. ... Куда подевались в нынешние времена такие учёные, как составители этого школьного пособия М.Д.Эйхенгольц и Л.Н.Галицкий, которые работали не только в соответствии со своей научной эрудицией, но и в соответствии со своим большим человеческим сердцем? А ведь вся их хрестоматия, несмотря на то что в силу известных причин нет имён Лиона Фейхтвангера, Джека Лондона, Эрнеста Хемингуэя и некоторых других, действительно похожа на сердечную беседу со школьниками.
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |
|