|
Наум Шафер. День Брусиловского Прощание с университетом
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |
Последующие два-три месяца после разрыва с Учителем я провёл в состоянии дикого сумбура. Всё, что я делал, противоречило элементарным законам логики и психологии, всем предметам моих заветных желаний и любви. Метался, как угорелый. Единственное, что выполнил,- начисто переписал "Ветку Палестины", но, естественно, не преподнёс Епонешниковой в обход Брусиловского.
Проходил понедельник за понедельником, а я к Брусиловскому не являлся, потому что не мог заставить себя написать заявление об отчислении из университета и получить соответствующую справку. Единственным спасением для меня оказался Лион Фейхтвангер. Я зачитывался его романами из еврейской истории, которые отвлекали от тяжких дум о моей композиторской судьбе. Все сроки давно прошли... К Брусиловскому пути были отрезаны напрочь. Однажды в июне, накануне каникул, я случайно увидел его в гастрономе, в очереди за колбасой. Мы с Наташей Капустиной тоже присоединились к хвосту очереди, и я трусливо спрятался за её спиной, чтобы он, уже стоявший у самой кассы, меня не заметил. Одновременно пытался заглянуть в собственную душу, чтобы понять, что в ней происходит. А происходило вот что. Ведь Брусиловский был для меня Богом преимущественно издали, когда надо мной витал его дух, воплощённый в музыкальном творчестве. Чем ближе он соприкасался со мной как человек, тем далее уплывало небесное и выпирало земное. Он мог быть плохо выбрит, лицо подчас оказывалось примятым и припухшим, романтизм общения снижался приметным заиканием. Как правило, он встречал меня в пижаме и тапочках, да и вообще бытовая среда как бы уничтожала созвучие между неземным творчеством и реальной действительностью. Да, не случайно некоторые великие люди держат на расстоянии своих поклонников и учеников. Этим они предохраняют их от разочарования, а себя - от потери ореола божественности.
Короче говоря, вблизи Брусиловский был для меня мудрейшим наставником и уникальным учителем, а вдали - Богом. И вот, отдалившись от него, я снова стал воспринимать его именно в таком ракурсе. Как?! Богу захотелось колбаски? И он стоит в общей очереди с простыми смертными? Невероятно! Как это можно допустить? В каком обществе мы живём? Ведь Богу положено всё преподносить с низким поклоном, да ещё и гордиться оказанной чести быть слугой! Увы... Бог прошёл мимо меня с выбитым чеком к прилавку, глядя себе под ноги. Заметил или не заметил? Вероятно, да, но не захотел меня узнать.
В значительной степени помогло пережить разрыв с Брусиловским начало моей профессиональной журналистской деятельности. В шестом номере журнала "Советский Казахстан" (будущий "Простор") за 1954 год появилась моя статья "Основоположник русской классической музыки", посвящённая 150-летию со дня рождения М.И.Глинки. Это была моя первая печатная работа. В первом абзаце красовалась такая фраза: "Товарищ Сталин причислил имя М.И.Глинки к лучшим представителям русской нации". Да... Сталина уже не было больше года, но он всё-таки глубоко сидел в нас.
- Ну вы, Наум, даёте! - отреагировала Татьяна Владимировна Поссе. - Начали не с газет, как другие, а сразу бух в единственный русский литературный журнал Казахстана! Поздравляю! - Потом после небольшой паузы: - А жаль всё-таки, что не на литературную тему. Явное влияние вашего Брусиловского... Вырыл-таки яму под вашу будущую литературоведческую деятельность.
-Татьяна Владимировна,- с горечью ответил я. - Брусиловский от меня отказался. Третий месяц уже не хожу к нему.
-Да? - встрепенулась Поссе. - Тогда вы благополучно закончите дипломную работу по Эренбургу. А потом... потом, по окончании университета, мы с Жовтисом что-нибудь для вас придумаем.
Илья Эренбург тоже отвлекал меня от мрачных дум. Тем более, что везде и всюду обсуждалась его актуальная повесть "Оттепель", напечатанная в пятом номере "Знамени", и меня это подхлёстывало к дальнейшей работе. С лёгкой руки писателя слово "оттепель" превратилось в эпохальный символ духовной раскрепощённости. А после ХХ-го съезда Коммунистической партии, на котором был осуждён культ личности Сталина, к этому слову прилепился персональный эпитет. Стали говорить и писать: "хрущёвская оттепель".
Но конечно же полной раскрепощённости лично у меня не было, потому что я беспрерывно терзал себя, обдумывая разрыв с Учителем и пытаясь подвести базис под свой роковой поступок и чётко обозначить его причины. Формально эти причины объяснить несложно. Назову лишь три главные из них.
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |
|