И.Дунаевский, Л.Райнль. Почтовый роман.

Переписка И.О.Дунаевского и Л.С.Райнль. 1937 год.

- Ну что, разобрали почту?

Человек смотрит недоумевающе, затем вспоминает и просматривает еще раз корреспонденцию. Девушка не сводит жадных глаз с его лица. Тот уже с жалостью:

- Нет, к сожалению. Сегодня - нет.

Девушка покорно отходит и, понуря голову, идет к выходу. Придя домой, решается и садится за письмо. Пишет:

Исаак Осипович!

Что сделала Вам Людмила Головина, что Вы не хотите отвечать на ее письмо? Она Вам наскучила, да? Тогда зачем же Вы молчите, скажите ей это откровенно, и она сойдет с Вашего пути, не будет даже напоминать о своем существовании. Вы ведь прекрасно знаете, что неизвестность всегда хуже самой ужасной правды. Так не будьте жестоки.

М.

Едва успевает опустить в почтовый ящик письмо, как проходящая мимо ватага молодежи подхватывает и увлекает ее с собою.

Ленинград, 29/VIII-37 г.

Только что приехал. С большой жадностью накинулся на Ваши два письма. Не вините меня - вследствие некоторых причин мой адрес в поездке я скрыл от всех, и поэтому я не хотел, чтобы секретарь волей-неволей мог что-нибудь подумать о самом факте исключения для Ваших писем. Свой отдых я вынужден был 18-го прервать в Сочи и уехать в... Москву. И вот, с 20-го по 28-е жили в Москве два человека (начинаю подражать Вам), явно заинтересованные в личном знакомстве. Мысль о возможности Вашего присутствия у меня появлялась, но... как же я мог Вас найти, даже зная 75-е почтовое отделение? Теперь вот что! Так как я допускаю мысль, что бедная девушка, настойчиво ждущая писем в окошечке почтового отделения, может плюнуть на меня и больше туда не ходить, то я одновременно посылаю Вам телеграмму и прежде всего хочу, чтобы Вы подтвердили, куда Вам писать. Тогда я обещаю (уже обязательно) написать Вам длиннющее письмо с карточкой. А около 10-го - 15-го [сентября] буду в Москве довольно долго. Мой первый шаг - к Вам! И имейте в виду, что это будет именно так! Угадать Вас на карточке, конечно, трудно, но не невозможно. На всякий случай я целую всех трех, но тот поцелуй, который попадет на Вас, будет крепким, сердечным. Жду писем и свидания.

И. Д.⁷

Ленинград, 31/VIII-37 г.

Милая Милочка! Это настоящая тавтология. Все равно как "деревянное дерево". В самом слове "Милочка" есть уже понятие "милой".

Так вот, моя обаятельная, я не решаюсь Вам много писать, и то писать, что Вы от меня ждете, потому что не уверен, дойдут ли мои письма до Вас. Моя телеграмма Вам "до востребования" осталась без ответа, из чего я могу заключить, что, уверившись в моем непостоянстве и утвердившись в мысли, что Вы мне наскучили, Вы решили больше к окошечку 75-го отд[еления] не подходить. А между тем Вас там ждет мое письмо, написанное буквально через 15 минут после того, как я с вещами вошел в свою квартиру.

Поэтому-то я и прибегаю к шерлок-холмсовским методам связи с Вами через посредство опытного "сыщика" который является шофером режиссера Александрова⁸ и который рад всегда мне услужить.

Писать Вам больше не буду, пока Вы телеграфно не откликнетесь и не скажете точно, куда мне продолжать адресовать письма и где Вы обретаетесь.

Последнее мне очень важно знать, так как сентябрь - почти весь - буду в отъезде и не далее как в первых числах (6-7) буду в Москве проездом [по пути] в Киев и обязательно хочу Вас видеть. До этого момента мне больше ничего не хочется Вам говорить. Но верьте, что мне доставляют большое удовольствие наши беседы и... что я думаю о Вас и о нашей встрече.

Поэтому не прикидывайтесь брошенной сироткой. Да, впрочем, Вы должны чувствовать, что это не так. Иначе зачем бы я стал делать то, что делаю?!

Я буду с нетерпением ждать Вашей телеграммы и дня нашего личного знакомства, если Вы не раздумали.

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter