|
Наум Шафер. День Брусиловского Великое преображение Еркегали Рахмадиева
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |
Между тем пока наблюдаются странные явления. В 1999 году в Алматы вышел сборник "Корифей казахской музыки композитор Евгений Брусиловский". Сборник-то вышел, но попробуйте его найти в библиотеках Казахстана. Под разными предлогами его не выдают читателям. Причём, в отличие от советских времён, когда книга изымалась из обращения вместе с каталожной карточкой, в нынешнее время каталожная карточка находится на законном месте, а книги - нет. Вероятно, кому-то из верховной структуры не понравилось слово "корифей" по отношению к некоренной личности - вот и вся загадка потери человеческого здравого смысла.
А вот сборник с простым непретендующим названием "Евгений Брусиловский", выпущенный алматинским издательством "Өнер" к 100-летию со дня рождения композитора, оказался вполне доступным для читателей. И радостно сознавать, что, несмотря на две-три статьи противоречивого характера и на некоторую хронологическую неточность, замечательную оценку творческой деятельности Брусиловского дают представители именно казахской национальной интеллигенции, в том числе составитель сборника Н.С. Кетегенова. Особенно выделяется статья Еркегали Рахмадиева своим свободным изложением тех драматических обстоятельств, которые побудили Брусиловского покинуть Казахстан.
Считаю нужным снова напомнить, что между учителем и узником сложились непростые отношения. Став профессиональным композитором, Рахмадиев принялся рассуждать, что не следует преувеличивать роль Брусиловского в развитии музыкальной культуры Казахстана. И даже однажды на композиторском совещании обрушился на оратора, который посмел в присутствии маэстро говорить о его исторической роли в деле музыкального просвещения республики.
Разумеется, обида глодала сердце Брусиловского, у которого Рахмадиев закончил консерваторский курс по классу композиции. Уже находясь в Москве, Евгений Григорьевич пишет Е.Б.Трембовельскому об "императоре Еркегали I", который занял видные посты в консерватории и в Союзе композиторов, где создал "обстановку безответственности и неразберихи". В этих словах отчетливо проявляется не только личная обида, но и боль от сознания, что ученик просто-напросто ломает то, что до него сделал учитель для общественного блага.
В целом взаимоотношения Рахмадиева и Брусиловского в чём-то напоминают мне взаимоотношения Соловьёва-Седого и Дунаевского. Haучившись многому у Исаака Осиповича, Василий Павлович стал постоянно на него нападать и "разгромил" даже гениальную музыку "Вольного ветра", обвинив автора в космополитизме. Но потом, потрясённый внезапной смертью первого классика советской бытовой музыки, заявил, что считает себя его учеником и снимает перед ним шляпу.
Мало того, Соловьев-Седой назвал Дунаевского "душой советской музыки" и добился, что в Ленинграде был организован Всесоюзный конкурс на лучшее исполнение песен своего учителя.
Примерно такая же история произошла с Еркегали Рахмадиевым. Ошеломлённый отъездом, а затем и смертью своего учителя, он в корне пересмотрел свои взгляды на его жизнь и творчество. В беседе со студентами консерватории по случаю 90-летия со дня рождения Брусиловского чётко проявляется внутренняя логика его переживаний по поводу своих прежних высказываний. Считаю необходимым процитировать по частям эту беседу, опубликованную в сборнике, посвящённом 100-летию со дня рождения Брусиловского, с соответствующими моими комментариями. Уже самое начало беседы настраивает читателя на философски-скорбный лад:
"Весьма рад, что наша встреча состоялась в канун 90-летнего юбилея композитора. К сожалению, его нет с нами - Евгений Григорьевич не дожил даже до своего 80-летия, рано ушёл из жизни... Хотя он всегда был бодрым, энергичным и как образованный и интеллигентный человек вёл здоровый образ жизни – не допускал никаких излишеств и не имел вредных привычек, но болезнь и годы взяли своё, да и моральные страдания сыграли свою роль… ".
Есть кающиеся критики, у которых словесная вязь похожа на штопанье носков с целью камуфляжа образовавшихся дырок. У Рахмадиева это выглядит по-иному. У него это – искренняя самокритика, где к числу "умников", травивших Брусиловского, он относит и самого себя. Пусть здесь нет так называемого "открытого текста", но ведь он отлично понимал, что студентам хорошо известны его прежние высказывания. Отсюда не только его боль за своего учителя, но и стыд за самого себя:
"В последние годы перед отъездом в Москву, он очень болезненно переживал, мягко говоря, не очень внимательное отношение руководства к его заслугам, считал себя обойдённым почестями. К тому же объявились "умники", претендующие на первенство в развитии тех или иных жанров в профессиональной музыке Казахстана. Конечно, это мелочные укусы. Но необходимо учитывать, что натура любого подлинного художника, то есть человека искусства, особенная: высокая чувствительность, трепетное сердце, открытость и распахнутость души - без этого не бывает таланта. Но это имеет и свою оборотную сторону – незащищённость сердца, ранимость души. К сожалению, удары судьбы, чёрствость и жестокость отдельных людей не щадят и таланта".
Стpаницы: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |
|