Наум Шафер. День Брусиловского

Педагогическая практика и... роковой разрыв

- Да, Наум Григорьевич, - ответила девочка, - с восхищением глядя на меня.

Здесь уже пришлось вздрогнуть мне. Это был исторический момент. Из Наумчика (у Брусиловского) я превратился в Наума Григорьевича, и моё педагогическое призвание впервые возвестила и утвердила ученица, чьё имя и фамилия полностью выветрились из памяти.

- А теперь слушай дальше, - с вдохновением продолжал я. - Представь себя на месте Левинсона. Надо спешно отступать, чтобы спасти отряд от японцев, а Фролов является обузой. Как бы ты поступила? Какое решение приняла бы? Что придумала бы?

Теперь в глазах девочки я увидел уже не восхищение, а растерянность. Она молчала... Тогда я отошёл от стола и стал ходить между партами, обращаясь персонально к каждому ученику с одним и тем же вопросом: "А ты что придумал бы? А ты? А ты?". Я успел уловить ненавистный взгляд учительницы, сидевшей на последней парте, но он ничуть меня не устрашил. Я был в раже. Обойдя все парты, я вернулся к своему столу и громким победным голосом обратился ко всему классу:

- Никто ничего не придумал? Тогда... тогда руки прочь от Левинсона! И кто-то из мальчишек, желая меня поддержать, крикнул с места:

- Тем более, что Фролов был смертельно ранен и медленно умирал. Ведь предварительно Левинсон всё выяснил у врача Сташинского.

- А вот как раз здесь - самое слабое место у Фадеева, - парировал я. Это называется "Игра в поддавки". Писатель облегчил психологическую ситуацию и для себя, и для читателя. Фролову, дескать, всё равно придётся умереть - какая разница, днём раньше или позже. Фадеев не захотел соизмерять свою идею с уровнем тех, кто будет читать его роман. Но вы же, друзья мои, знаете, что подлинно гуманный врач всегда будет бороться за жизнь человека, даже если он безнадежно болен. Тут автор явно упростил задачу. А вот если бы у Фролова были шансы на выздоровление... Представляете себе, в какие психологические бездны должен был бы углубиться Фадеев? Но он на это не пошёл.

- Какой же вывод нам следует сделать? - с какой-то тихой обречённостью подала голос "моя" девочка.

- А вот какой! - с апломбом воскликнул я, почувствовав себя чуть ли не Фаустом ХХ-го века. - Нельзя социалистический гуманизм превращать в догму! Мол, только так и не иначе. Если мы поступок Левинсона превратим в догму, то неизбежно скатимся в нравственную пропасть: начнём губить невинных людей во имя великой идеи и тем самым скомпрометируем саму идею. Нет правил без исключения! Вы же изучаете русский язык и должны знать, что почти в каждом правиле есть исключения для правописания, иначе правила превратятся в догму. Следовательно, поступок Левинсона надлежит рассматривать как необходимое исключение из общего правила. Вы меня поняли? Как исключение! В этом - оправдание фадеевского героя. Но ему не будет оправдания, если, прикрываясь социалистическим гуманизмом, он начнёт бездумно швыряться человеческими жизнями!

И тут я увидел, как симпатичный мужчина (завуч? директор?), сидевший рядом с учительницей, вскинул вверх руку с вытянутым, большим пальцем и, широко улыбаясь, потряс ею. Это меня неописуемо ободрило, и я под раздавшийся звонок торжественно заключил:

- Запомните, что нельзя, невозможно жить на свете, рабски подчиняясь голой догме! И случай с застреленной свиньёй постарайтесь дома осмыслить самостоятельно в свете того вывода, к которому мы с вами пришли на этом уроке.

Не скрою, что я едва вырвался из плена мгновенно окруживших меня учеников, которые, перебивая друг друга, что-то говорили, говорили, говорили... Но от волнения и упоения своим успехом я ничего не понимал и кивал головой.

Потом в учительской было бурное обсуждение моего урока. Преподавательница литературы требовала, чтобы урок был оценён на три с минусом, поскольку он не соответствовал представленному конспекту и плану. На что мужчина ей возразил:

- Наум Григорьевич теоретически, а затем практически доказал губительность догмы. Так что Ваше требование несправедливо. Я поставил ему пятёрку с плюсом. Потому что он не просто дал сдвоенный урок, а пережил весь литературный материал вместе с автором и учениками. Такое удаётся не каждому.

- Он поступил непедагогично! - взвизгнула учительница. - Скомпрометировал меня перед учениками! Перевернул вверх ногами всё то, о чём я им говорила! В каком виде я теперь перед ними предстану? Они ведь и уважать меня больше не будут.

- Не комплексуйте, - спокойно возразил мужчина. - Наум Григорьевич ничего не перевернул. Он только чуть-чуть расширил вами же поднятую проблему. Повторяю: чуть-чуть. Но с таким уклоном, что она сразу же засверкала всеми гранями и нюансами, лишившись догматизма. Этому стоит поучиться.

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter