Итак, перед нами - настоящий "роман в письмах". Причем под словом "роман" я имею в виду не столько известные взаимоотношения между мужчиной и женщиной, сколько литературоведческий термин. Переписка содержит в себе элементы повествовательного художественного произведения со сложным сюжетом, с освещением различных периодов жизни героев, где есть и своеобразная завязка действия, и развитие событий, и кульминационные моменты, и ряд ситуаций, неизбежно ведущих к печальной развязке. Одним словом, в век угасания эпистолярной литературы переписка Дунаевского и Райнль стихийно развивалась по всем канонам классического романа.
Да и сама длительная история подготовки к печати этой переписки могла бы послужить темой для романа. Письма И.О. Дунаевского и Л.С. Райнль в буквальном смысле чудом избежали пламени. Впрочем, по порядку...
В 1955 г., сразу же после смерти композитора, Л.С. Райнль приехала из Арамиля в Москву, и З.С. Дунаевская вернула ей письма, которые Людмила Сергеевна ему писала (кроме двух первых, потерявшихся, и двух последних, оказавшихся среди бесконечного количества других бумаг). Таким образом, в руках у Л.С. Райнль оказалась почти вся переписка... Вернувшись в Бобровку (под Арамилем), где она занимала должность инженера на заводе искусственного волокна, Людмила Сергеевна пережила страшное потрясение, после которого долгое время находилась в состоянии полусна-полусмерти. Об этом она впоследствии рассказала в письме к Д.М. Персону от 5 марта 1957 г.:
"Вы, конечно, при встрече обратили внимание на мой несколько странный вид. Все, что на мне было, - все это не мое, чужое, а сама я тогда только начала оправляться от этого ужаснейшего потрясения, которое граничило у меня с сумасшествием. Дело в том, что 4 октября прошлого года, ночью, сгорел дом, в котором я жила. Сгорел со всем имуществом, спасти не удалось ничего. Сгорела и моя несчастная парализованная мать. Дети, раздетые и разутые, выскочили из огня первыми и благополучно. Я уже в бессознательном состоянии, задохнувшаяся и обожженная, вывалилась из окна. А больная мать осталась. Несколько минут растерянности все решили. Спасти ее не удалось, вытащили уже обугленный труп. Вот и все. Сохранившаяся переписка по случайности находилась у меня на заводе"8.
Людмила Сергеевна пережила Исаака Осиповича почти на четверть века - она умерла в декабре 1979 г. в возрасте 62 лет. Зная, что болезнь ее неизлечима, и страдая от постоянных приступов боли, она успела распорядиться своим архивом, в том числе перепиской с Дунаевским. Тем не менее судьба многих документов до сих пор неизвестна. Нужно сказать, что после пожара архив Людмилы Сергеевны стал вновь как-то незаметно расширяться: она хранила письма В.В. Князева, начала переписываться с А.И. Хачатуряном и другими известными композиторами и писателями. "Лично я считаю, что мой архив б е с ц е н е н , - писала она за несколько месяцев до смерти другу студенческих лет А.Е. Иванкову, - то есть очень дорого стоит, поэтому ни о какой компенсации не может быть и речи - конечно, я все передам в дар, безвозмездно..."9.
Александр Ефимович Иванков мне рассказывал:
- После смерти Людмилы Сергеевны наследники передали мне письма Дунаевского. Выполняя ее волю, я подарил их Государственному центральному музею музыкальной культуры им. Глинки. Что же касается писем самой Людмилы Сергеевны, то ее дети - дочь и два сына - на семейном совете пришли к выводу, что они не представляют какой-либо художественной ценности. И решили их уничтожить. И действительно уничтожили - сожгли письма своей матери... Те самые письма, которые случайно уцелели во время пожара...
Горят ли рукописи? Критики, полемизирующие с Булгаковым, причитают: еще как горят! И все же - какое счастье, что в подобных случаях чаще всего бывает прав именно художник, а не критик, не публицист!
В удрученном состоянии работал я в Музее им. М.И. Глинки, снимая копии с писем Дунаевского. Конечно, письма композитора сами по себе были содержательны и прекрасны, но без ответных душевных излияний Л.С. Райнль им чего-то не хватало... Кроме того, меня ждал еще один неприятный "сюрприз": я не обнаружил шести писем Дунаевского с февраля 1950 г. по февраль 1951 г. Утешала мысль, что копии находятся в личном архиве Д.М. Персона. Давид Михайлович, зная, что я работаю над книгой "Дунаевский сегодня" (в 1988 г. она вышла в издательстве "Советский композитор"), великодушно передал в мое распоряжение копии всех писем Дунаевского к Райнль, я сверил их по оригиналам, хранящимся в Музее им. М.И. Глинки (ф. 223, инв. 90-123, 133-150) и переписал те шесть, которые не были зарегистрированы в каталоге. Родилось предположение, что они не потерялись, а попали в какой-то другой фонд - об этом свидетельствует "разрыв" в инвентарных номерах.
В 1987 г. Д.М. Персон умер. Его вдова, Мелитина Михайловна Бернер, выполняя волю покойного, передала мне небольшую часть архива. Имеет ли смысл описать свои чувства, когда, разбирая бумаги Давида Михайловича, я вдруг нашел пакет с авторскими машинописными копиями писем Л.С.Райнль к Дунаевскому. Значит, Людмила Сергеевна н а в с я к и й с л у ч а й сняла копии и со своих писем и передала их Персону! Воистину - рукописи не горят!
Искать ее первые два письма было бессмысленно - очевидно, сам Дунаевский их не сохранил. Но остались еще два последних письма, которые композитор не успел приобщить к остальным. Недавно я нашел и эти письма Л.С. Райнль - они оказались в РГАЛИ (ф. 2062, оп. 1, ед. хр. 510).
Так составился этот уникальный "роман в письмах". Он перед вами, читатель!