Михаил Булгаков. Оперные либретто.

Н.Шафер. Минин и Пожарский (комментарии к либретто)

Однако титулованные чиновники - и в первую очередь председатель Комитета по делам искусств П.М.Керженцев - продолжали давать различные советы и указания по переделке "Минина и Пожарского". Это несколько обнадеживало авторов и даже одухотворяло их: значит, опера не отвергнута... Булгаков делал поправки и писал новые сцены, а Асафьев, получая от писателя очередной материал, тут же сочинял музыку. "Музыку дополнительных сцен скоро пришлю, - писал композитор 16 февраля 1937 года. - Костромой [то есть сценой "Площадь в Костроме" - Н.Ш.] я доволен. Мордовскую тему нашел" (с.269).

Вместо Самосуда оперу должен был начать "тихо" репетировать А.Ш.Мелик-Пашаев. Между тем о новом творении Асафьева узнали горьковчане - они высказали пожелание, чтобы премьера оперы о нижегородском ополчении состоялась именно в их городе. Не зная, как отреагировать на это предложение, Асафьев тяжко нес свой крест и ждал решения Керженцева по этому вопросу. Но больше всего он боялся другого. До него дошли недобрые слухи, что оперу собираются ставить не в Большом театре, а в его филиале, который совершенно не приспособлен для массовых сцен - значит, придется произвести купюры и, вместо них, сочинить какие-нибудь новые любовные сцены. Однако купюровать и сочинять не пришлось. Несмотря на то, что Мелик-Пашаев был в восторге от музыки (в особенности от замечательной "костромской" сцены), оперу по-прежнему не репетировали - даже в расчете на филиал Большого театра... И вдруг - удар, не оставляющий никакой надежды. 10 мая Булгаков беспощадно сообщает Асафьеву : "На горизонте возник новый фактор, это - "Иван Сусанин", о котором упорно заговаривают в театре. Если его двинут, - надо смотреть правде в глаза, - тогда "Минин" не пойдет"(с. 277).

Все оказалось яснее ясного: две оперы на одну и ту же тему Большой театр ставить не будет. Парадокс заключался в том, что, в соответствии со своей должностью, Булгаков вынужден был консультировать С.Городецкого, который писал новое либретто для оперы Глинки. Никому не известно (в данном случае писатель, вероятно, не раскрылся полностью даже перед своей женой Еленой Сергеевной), каких мук ему стоила эта борьба между долгом и зовом сердца. При всей любви к музыке великого русского композитора, Булгаков занимался самоистязанием. Положение его было двусмысленным еще и потому, что Комитет по делам искусств во главе с Керженцевым продолжал играть с ним, как кошка с мышью: предлагал доработать отдельные эпизоды - сочинить развернутую арию Минина, расширить роль Пожарского и т.п. Понимая, что "Минин" обречен, писатель проявил какую-то странную податливость и от дополнительной работы не отказывался. Мало того, в процессе всей этой кутерьмы Булгаков продолжал трудиться над "Мастером и Маргаритой", начал инсценировку "Дон Кихота" и успел сочинить еще два либретто - "Черное море" и "Петр Великий" - и, вызвав ревность у Асафьева, вступил в контакт с И.О.Дунаевским по поводу совместной работы над оперой "Рашель". Асафьев тем не менее продолжал создавать музыку для каждого нового номера, присылаемого Булгаковым. И лишь тогда, когда репетиции "Ивана Сусанина" стали очевидным фактом, он в письме от 4 июня 1938 года известил соавтора, что "скорбно и горестно похоронил в своей душе "Минина" и прекратил и работу, и помыслы над ним... "(c. 290).

* * *

Тема булгаковского либретто - героические события 1612 года: борьба с польскими захватчиками, создание второго народного ополчения (взамен распавшегося первого) под руководством нижегородского посадского Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского. За исключением трех-четырех второстепенных, сугубо театральных персонажей, все действующие лица либретто - реальные люди. Это не удивительно. Занимаясь эпохой "смутного времени", писатель прочитал много книг и исследований по интересовавшим его вопросам. Тем более, что патриотическая тематика была весьма популярна во второй половине 30-х годов. К ней обращалась и литература ("Петр Первый" А.Н.Толстого), и музыка ("На поле Куликовом" Ю.А.Шапорина), и кино ("Александр Невский" С.М.Эйзенштейна). О закономерном возобновлении "Ивана Сусанина" ("Жизни за царя") только что шла речь...

Уже в первом либретто Булгакова проявляются две тенденции: следование оперным канонам и стремление обновить консервативный жанр. К традиционным номерам относятся, например, большая ария Минина "Рассвет! Я третью ночь не сплю... " (вторая картина) и ария Пахомова "Я жив еще" (восьмая картина). Традиционен также помпезный финал, созданный под явным влиянием финала "Жизни за царя". Образ Трубецкого сделан по типичным оперным схемам, когда сценическое поведение героя является простой условностью (а то и загадкой) и никак не объясняется психологически. Некоторые монологи, реплики и дуэты дают повод укорить драматурга в злоупотреблении "кричащими" чувствами, а также в довольно прозрачной подражательности. Нет сомнения, что, вкладывая в уста Пожарского реплику "Что было дальше, я не знаю, и не хочу я знать", Булгаков невольно трансформировал арию Германа из "Пиковой дамы" П.И.Чайковского: "Я имени ее не знаю и не хочу узнать".

Если вы заметили орфографическую, стилистическую или другую ошибку
на этой странице, просто выделите ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter